Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко

влияние на развитие сельского хозяйства в регионах, прилегающих к Глазго. Колониальные капиталы атлантической торговли, инвестированные в землю, способствовали процветанию инвесторов. 44 % представителей торговой аристократии Глазго имели, по крайне мере, одно поместье, а многие из них располагали землями в разных частях Шотландии. И в этот земельный оборот были вовлечены огромные финансовые капиталы. Александр Хостон, один из тех, кто наиболее активно участвовал в вест-индийской торговле, приобрел к 1800 г. ряд поместий, общая стоимость которых оценивалась в 287 000 фунтов, а Александр Спаерс, именуемый «коммерческим богом Глазго» и владеющий одним из трех крупнейших шотландских синдикатов, занимающихся торговлей табаком, к моменту своей смерти в 1783 г. имел поместий на сумму 174 00 фунтов[949].

Не редкостью являлось, что представители этой новой группы купцов, занимающихся бизнесом и имеющих крупные земельные владения, все еще продолжали жить в своих поместьях, занимаясь охотой, возводя особняки и облагораживая свои владения. Многие из них были охвачены манией «улучшений» и пристально заботились о том, как перестроить поместное хозяйство, чтобы оно приносило еще больше прибыли, которую можно вложить в новый товарооборот. По мнению Адама Смита, торговцы были лучшими преобразователями, поскольку они не боялись вкладывать свой капитал в разные сферы, что в итоге возвращало суммы, во много раз превышающие те, что были инвестированы[950]. Сэр Джон Синклар, наверное, один из наиболее авторитетных комментаторов процесса того, как развивалось сельское хозяйство Шотландии, был впечатлен суммами, инвестируемыми «улучшателями» в их хозяйство[951]. В Айршире Ричард Освальд, разбогатевший на работорговле с Африкой и операциях с Карибами, тысячи фунтов вкладывал в свое поместье.

Тем не менее, шотландская колониальная торговля была связана не только с Глазго. Изготовление льна, даже в большей степени, чем хлопковая мануфактура, определяло экономическое развитие, в цифровом выражении воплощаясь в том, что в период с 1813 по 1817 гг. выпускалось по 25 000 километров ткани ежегодно, и в конце XVIII в. в этой отрасли экономики было занято более четверти миллиона шотландцев. Тогда, в 1790 г., Джон Нэсмит отметил, что льняное производство есть «наиболее универсальный способ процветания и счастья для Шотландии»[952]. Большая часть шотландских производителей льна была сконцентрирована в регионе Файфа, Ангуса и Пертшира, что открывало тканям прямую дорогу на заморские рынки.

Шотландские производители льна использовали преимущества, даваемые им расширяющимся колониальным рынком. Рост населения колоний предоставлял все возможности для развития шотландской экономики. Всего в Северной Америке к началу XVIII в. проживало двести шестьдесят пять тысяч человек, а уже в 1770 г. население составляло 2 300 000 душ, тогда как на британских Карибских островах население в начале века исчислялось 145 000, а в 1815 – 877 000 человек. Важно и то, что 85 % населения Вест-Индии в 1815 г. составляли рабы.

Начиная с 1745 г. экспорт льняных тканей значительно расширился за счет падения цены на них. На протяжении XVIII в. 80–90 % этого экспорта обеспечивалось правительственной поддержкой, и если европейское потребление льна росло не значительно, то колониальный рынок оставался основным, и 90 % шотландского экспорта льна отправлялось в Северную Америку и Вест-Индию. После войны с Америкой Карибы стали более значимы в этой отрасли. В последней четверти XVIII в. жизненный уровень огромного числа представителей семей рабочих слоев в восточных частях Лоуленда зависел от размеров экспорта дешевой льняной одежды, которая предназначалась для рабов, проживающих на Карибских островах[953].

Со второй половины XVIII столетия возможности, предоставляемые империей, еще более увеличились, став «соблазнительными перспективами», как их назвал современный шотландский журналист Нил Анерсон[954]. Особенно после Семилетней войны территориальные приобретения Британии, отвоевавшей земли у Франции, стали важным фактором развития. В 1770-е гг. население северо-американских колоний резко выросло. Джорджия, Западная и Восточная Флорида, Квебек и Новая Шотландия были освобождены от Испании и Франции. После того как было образовано самостоятельное государство Соединенные Штаты Америки на севере континента остались огромные незаселенные пространства, известные как Британская Северная Америка, что дало новую возможность для территориальной экспансии. В то время как в Вест-Индии в 1763 г. Британия обзавелась рядом островов, включая Тринидад, наиболее впечатляющие приобретения были сделаны в Индии, где к 1815 г. на территории всего восточного субконтинента и значительной части долины Ганга была установлена администрация Английской Ост-Индской компании. В тот период около сорока миллионов индийцев находились под властью Британской короны, которая быстро распространила свою власть и на территорию Цейлона и Маврикия. Компания собирала восемнадцать миллионов фунтов налогов, что составляло примерно одну треть налоговых поступлений всей Британии. В Тихом океане, благодаря путешествиям и открытиям капитана Джеймса Кука, также было установлено британское владычество, а после прибытия британских кораблей в Новый Южный Уэльс в 1788 г. Австралия также стала британской колонией. К 1815 г. в подданстве Британии находилось население Америки, Карибских островов, Азии, а также Австралии и Новой Зеландии с общим населением 41 млн. 100 тыс. человек. К 1820 г. количество британских подданных на Земле составляло пятую часть ее населения, и это действительно была империя, над которой никогда не заходило солнце, и связи между частями которой все еще не были до конца установлены[955].

Эти процессы требовали солдат, оружия, колониальной бюрократии, которая бы управляла вновь приобретенными землями. Количество людей, находившихся под ружьем, выросло со ста тринадцати тысяч в 1739 г. до ста девяноста тысяч в 1748 г., а стоимость войны возросла с восьми миллионов семьсот пятидесяти тысяч в год в 1740-е гг. до двадцати миллионов в год в 1770-е гг. Военно-налоговое британское государство никогда ранее не имело таких динамичных темпов развития с точки зрения привлечения служащих и колониальной администрации[956].

Более того, в Индии победа при Плесси в 1757 г. и при Буксаре в 1764 г. сделали крайне выгодными эти экспедиции, поскольку привели к массовому разграблению завоеванных территорий. В период в середины 1750 по 1780 гг. среди британцев сложился имидж континента как региона, где можно легко разбогатеть. И хотя уровень смертности среди служащих Ост-индской компании был потрясающим, шанс быстро приобрести богатства покрывал эти риски. По мнению историков, XVIII в. был тем периодом, когда любой британец, выживший в Бенгалии, мог быть уверен, что домой он вернется богатым[957]. Основной доход приносило не жалованье, получаемое служащими компании, а частные предприятия, в которые они были вовлечены, включая пошлины, налагаемые на вновь завоеванные территории и названные Эдмундом Берком «годовая дань Бенгалии»[958].

Шотландцы были теми, кто наиболее полно интегрировался в этот процесс. И хотя пропорция английского и шотландского населения в этот период составляла 5:1, в колониальных процессах они добивались много больше этого соотношения. И подобное колониальное присутствие оборачивалось неизбежными выгодами для Шотландии. Эти преимущества становились очевидны для