Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

на обложке. Может ли это быть наш друг? Разве он не говорил, что является специалистом по керамике? Тебе нужна его книга? Вот еще одна история: сегодня я ничего не ел, кроме двух вареных яиц всмятку, а потом выпил кофе, который я купил в здешнем филиале «Винер Захер». Сейчас я снова иду в грязный кабак. Думаю, что у меня будет изящная закуска – скажем, шведский Gobelbissin – это всего лишь немного икры, пара яиц la Russe, несколько сардин, кусочек бисмаркской сельди, ломтик печеночной колбасы, один из ветчины, несколько помидоров и картофель. После этого – три-четыре ломтика жареной свинины с красноватым соусом, а на гарнир – краснокочанная капуста и жареный картофель.

Несмотря на их кулинарное мастерство, я знаю дизайнеров театральной сцены, которые готовят лучше, чем немцы!

Алине Бернштейн

Мюнхен

«Парк Отель»

Воскресный вечер [10 сентября 1928 года]

Дорогая Алина:

Я начинаю писать новое письмо, сразу после того, как отправил другое; в своем сердце я поддерживаю с тобой некую постоянную связь, которая кажется более ясной и сильной, чем когда-либо, потому что я не получал от тебя письма почти два месяца. Вчера вечером я приехал сюда, завтра утром пойду на почту и получу письма в чемодане – по крайней мере, я надеюсь, что их очень много. Весь день я гадал, сколько писем от тебя я получу и что ты в них мне написала. Ты когда-либо путешествовала два месяца в одиночестве – живя в мире незнакомцев? Такое путешествие полезно всем, два месяца – не много, но немногие получают такое уединение и убежище для своей души. Приезжала ли ты в этот благородный город, после того как покинула Карлсбад? Сегодня я был в тех местах, которые запомнил в прошлый раз, воспоминания всплывают в моей памяти. Мюнхен, один из немногих прекрасных городов, которые я когда-либо видел. В мире мало городов, в которых ощущается вечность времени. Здесь есть что-то особенное, от чего не устаешь – и это не только пиво. Этот город так же прекрасен, как Венеция и её грандиозные дворцы вдоль каналов, или как Старый город во Франкфурте[.]

Алине Бернштейн

Мюнхен

Понедельник, 11 сентября 1928 года, час дня

Моя дорогая:

Я получил более сорока писем и открыток в «Бюро путешествий» и начал читать их с десяти часов утра. Сначала я твое последнее письмо, которое ты отправила из Нью-Йорка по прибытию в Америку. Оно развеяло мои страхи по поводу землетрясения, грома и молнии. После него я читал остальные твои письма и открытки два с половиной часа. Я буду перечитывать их снова и снова. Я готов тратить по два с половиной часа на тебя, иногда уделяя время для остального мира. У меня дрожат руки и это не театральная дрожь! Я едва могу писать и не смогу закончить это [письмо] сейчас. Я хочу успокоиться, после бури эмоций, я был так взволнован, получив так много писем от тебя. Вероятно, я никогда не успокоюсь, что бы отвечать на письма одно за другим. Мы похожи на двух взволнованных людей, говорящих в спешке, не обращая никакого внимания, друг на друга. Дорогая, как бы я хотел обладать твоим даром выражаться. После прочтения твоих писем мои кажутся ничтожными. Сегодня я прочитал письмо, [от 5 июля 1928 года] присланное из Карлсбада в Гарвардский клуб в начале твоего путешествия: в нем описывалась твоя поездка по горам северной Италии, и твоя машинка похожая на маленького мула. Я иду обедать и размышлять, постараюсь ответить на это письмо когда стану спокойнее.

Я люблю тебя всем сердцем, моя жизнь – твоя. Глупо притворяться, что ты не знаешь этого. Ты думаешь, что я безответственный, что я не хочу вновь тебя увидеть. В твоих письмах говорится об этом. Ты обвиняешь меня в том, что я не говорил. Не думаешь ли ты таким образом избавиться от меня? Если это так, то во имя Господа, будь честна, не говори – ты застрелился, а скажи прямо, что я тебе надоел, и ты меня застрелила. Тебя никто не осудит, некоторые тебе будут благодарны. Время обедать, но перед тем, я хочу сказать следующее: только что я пересчитал твои письма, их четырнадцать, два из которых посланы в Гарвардский клуб. С тех пор как я уехал из Парижа, семь недель назад, ты отправила мне двенадцать писем на 60 страниц. Я не так часто писал тебе, в моем последнем письме из Франкфурта было 30 или 35 страниц, написанных на больших листах из гостиницы. Я написал тебе гораздо больше, чем ты мне. Твои письма прекрасны, потому что ты пишешь легко и, очевидно, с большой поспешностью. Сомневаюсь, что ты тратишь более получаса на каждое письмо, если это так, то ты потратила всего шесть часов за два месяца, на письма мне, так что не говори, что думаешь обо мне всегда. Кроме того, отвечая на мои длинные письма, я чувствую, что ты не читаешь их целиком, они тебе наскучили, и ты их пробегаешь глазами. Вот и всё.

Сказать, что я совершенно подвален тем, что ты так величественно называешь «моей работой», было бы преувеличением. У меня не осталось надежды. В одном из писем ты сказала, что «всё ещё» веришь в мой «великий талант». О! какая дьявольская фраза – «всё ещё». Ты написала подходящие слова, чтобы меня ранить. Знаешь, что я подумал? Всё равно (не смотря ни на что); всё равно (неважно, что говорят другие); всё равно (несмотря на то, что ты пока что полный неудачник); всё равно (потому что я чувствую себя благородной и величественной, продолжаю говорить, что верю в тебя, как никто другой). Дорогая, если ты веришь в мой «великий талант», то не больше чем я. Книгопечатание – одно из самых простых и дешёвых производств в мире. В германии ежегодно печатается более 30 тысяч книг, а в остальной Европе и Америке, должно быть, не менее 100 тысяч. Мне так и не удалось стать одним из этих многих тысяч. Печатаются сотни тысяч книг, журналов и газет, у меня никогда не было таланта, что бы напечатали хотя бы одну мою книгу. Я мечтал написать что-то хорошее и прекрасное, но мне никогда не удавалось заинтересовать издателей настолько, чтобы попасть на их печатные станки, которые наполняют мир миллионами тонн печатной продукции ежемесячно. Книгопечатание – одно из самых простых и легких производств в мире, но я никогда не был хорош даже для этого.