Человек в шинели - Фёдор Андреевич Третьяков

успех зависел от одного натиска, стремительного броска вперед. Может быть, от порыва одного человека… Требовалась искорка, ее кому-то надо было зажечь. Верил Карпенко: нанеси он этот последний удар, и враг не выдержит — рота достигнет берега.　

Но как вывести бойцов из оцепенения, в котором они сейчас находились? Что сделать, чтобы прибавить им силы, заставить оторваться от земли, выпрямиться и броситься на врага? Карпенко знал: для того чтобы подняться сейчас, нужна огромная сила воли, величайшее усилие. Может быть, даже самопожертвование. Но это было необходимо. Только решительность и мужество, стремительный, яростный бросок могли спасти положение.　

В этот момент к лейтенанту Карпенко подполз Зуев. Как всегда, комсорг был спокоен, хотя морщинки прорезали лоб и крупные капли пота покрывали его раскрасневшееся загорелое лицо. Зуев тяжело, натужно дышал. «Полз долго, — подумал Карпенко, — нелегко это сейчас…»　

— Я посоветовался с комсомольцами в цепи… Поднимутся!.. Давай сигнал атаки!.. — проговорил Алексей прерывистым голосом, обтирая рукавом гимнастерки катившийся с лица пот. Зуев сейчас был удивительно на кого-то похож. «Сын или брат чей-то, из знакомых», — подумалось Карпенко. Но разбираться в этом не было времени. Командир роты очень обрадовался, что Зуев рядом.　

— Молодец, Алеша, — взволнованно сказал офицер. — Спасибо… — Карпенко дружески положил руку на плечо комсоргу. Он хорошо понимал, каких трудов стоило ему проползти эти десятки метров по луговине, где простреливалась каждая пядь земли.　

— Мы с тобой поднимемся, — говорил лейтенант, — но этого мало. Надо, чтобы кто-нибудь еще из солдат, из младших командиров. Это поможет, понимаешь?..　

— Младший лейтенант Проскурин, сержанты Перкин, Ершов… Я говорил с ними, — ответил Зуев.　

Карпенко отлично знал этих храбрых и толковых командиров.　

Впереди, совсем уже близко, полз вражеский танк. Алексей хорошо видел, как слева у орудийной башни торчал пулемет, изрыгающий огонь. Чуть подними голову — и смерть…

Но ждать было нельзя. «Промедление смерти подобно, — вспомнились Зуеву крылатые слова. — Пора… пора», — назойливо било в виски.　

И он пополз в сторону. А через несколько минут, чуть приподнявшись, взмахнул левой рукой и звонким голосом крикнул:　

— Товарищи… впе-е-ре-е-д!..　

Комсорг рванулся к кустарнику. Словно электрический ток прошел по цепи, всколыхнул солдат. Зашевелились, задвигались пехотинцы, но продолжали лежать…　

А Зуев бежал. Один… По спине Карпенко забегали мурашки. «Неужели не выйдет?.. Не может этого быть! Поднимутся. Должны подняться…» — лихорадочно думал он.　

Две, три, а может быть, и пять секунд Зуев бежал один. Совсем близко застрочил немецкий пулемет… Теперь поднялся Карпенко. Он быстро огляделся и громко прокричал:　

— Перкин… Ершов, за мной!..　

В нескольких шагах впереди, не обращая внимания на пули, с пистолетом в руке бежал комсорг стрелкового батальона. Хрупкий, с тонкой девичьей талией, он сейчас был грозен. Какая-то влекущая сила исходила от этого человека, она звала вперед — требовательно и настойчиво.　

Пригнувшись, стремительно бежал за ним Карпенко. Он уже чувствовал, что они с Зуевым не одни: десятки солдат бежали за ними… Совсем близко сержанты Перкин и Ершов, ефрейтор Разумный. И много, много других…　

Все яснее слышался топот ног. Вот кто-то уже обогнал его. Потом еще двое очутились впереди. И еще…　

— Бей! Бей фашистов!.. — слышались со всех сторон голоса.

Комсорг обернулся, на мгновение радостная улыбка засияла на его лице. Увлеченные его порывом бойцы шли в атаку.　

За спиной заговорили «максимы». Зуев обрадовался: «Свои это. Пулеметная рота поддерживает. Хорошо… Очень хорошо!..»　

Короткими перебежками, падая в траву, когда противник усиливал огонь, и снова быстро поднимаясь, Алексей добежал до кустарника.　

Вот и река. Могучее русское «ура» слилось с трескотней автоматов. Пехота шла в атаку. Грохнула кем- то удачно брошенная граната. Раздался второй, третий взрыв… Запылал танк, а другой, с перебитой гусеницей, заерзал на месте. Остальные танки скрылись в кустарнике.　

Рота, а за ней и подошедший стрелковый батальон вышли к Оболи. Гитлеровцы стали поспешно отходить вдоль берега.　

В голове батальона рота Карпенко преследовала врага. В том месте, где излучина реки уходила в сторону, на пути лежала сожженная деревня Захарово. Она была опорным пунктом во вражеской обороне. Нужно было срочно разведать селение.　

Лейтенанты Зуев и Карпенко быстро сориентировались по карте: изучили подступы к деревне и определили выгодное место для переправы. Рота продвигалась дальше. На берегу среди деревьев показался полуразрушенный дом. Кругом него большие воронки, наполненные водой ржавого цвета. Дом небольшой, с чердаком. Это строение уцелело чудом; только стекла в окнах были выбиты. Никаких построек поблизости не сохранилось.　

Когда солдаты скрытно подобрались к зданию, с чердака полетели гранаты. Сильно контуженный Карпенко упал на землю. Зуев приказал двум бойцам отнести командира в кустарник. Сам решил уничтожить засевших на чердаке гитлеровцев.　

Автоматчики под командой Проскурина очищали от вражеских солдат прилегавшие к дому кусты. Раздавались громкие отрывистые выкрики пехотинцев:　

— Заходи слева!　

— Бей гранатой!.. Бей!　

Зуев ползком незаметно подобрался к дому с противоположной стороны. С гранатой в руке он выскочил из-за угла. Над ним в раскрытой двери чердака у пулемета сидел фашист. Гитлеровец рассматривал в бинокль кусты, где шла рукопашная схватка. Он, видимо, выискивал для себя цели.　

Алексей не стал мешкать: одна за другой на чердак полетели две гранаты. После броска лейтенант скрылся за углом дома, думая, что на чердаке находится немало фашистов. Но, как оказалось, там было только два вражеских солдата. Они были убиты наповал.　

Теперь путь открыт. Медлить нельзя. До изгиба реки оставалось несколько десятков метров. С высокого берега, поросшего кустами, в бинокль хорошо просматривалась огневая система вражеской обороны на противоположном берегу.　

Карпенко стало совсем плохо, он не мог больше руководить боем. И комсорг принял решение.　

— Слушай мою команду! — крикнул Зуев. Солдаты, повинуясь, насторожились. Лейтенант разбил роту на две группы и повел их к реке через кустарник. Продвигаясь вперед, воины натолкнулись на дзот. Он стоял, спрятанный в густом бурьяне у самой реки. Это была последняя огневая точка врага на правом берегу. В амбразуре полыхнули огненные вспышки, раздался дробный стук, и над головой засвистели пули. Солдаты снова залегли…　

До дзота оставалось метров пятьдесят, не больше. Впереди — трава, высокая, густая: укроет от врага! И Зуев решил: условным сигналом он вызвал к себе младшего лейтенанта Проскурина.　

— Дзот надо заставить замолчать. Понимаешь?! Возьми сам ручной пулемет и трех хороших стрелков. Прикроешь. Я поползу…　

Проскурин даже растерялся. Он почувствовал стыд, будто провинился в чем-то.　

— Зачем же тебе? Лучше я попробую…　

— Не пробовать надо, а наверняка, — строго возразил лейтенант. — Прикрывай, говорю…　

Командир взвода лег за пулемет. По бокам — три бойца: они открыли огонь. А Зуев полз. Используя отрытые гитлеровцами ячейки