Легенды и мифы пригородов Санкт-Петербурга - Наум Александрович Синдаловский

негодовал, иногда протестовал, но ничего поделать с такой фатальной задержкой не мог. Однажды, как рассказывает предание, он задумал отомстить судьбе и заклеймить позором это злосчастное местечко. В то время он заканчивал сказку для детей «Золотой ключик», и именно здесь, у закрытого шлагбаума, он будто бы и придумал крысе из сказки имя Шушара.

Кстати сказать, с Шушарами – этим русифицированным названием бывшей финской деревушки Суосаари, что значит «болотистый остров», связана народная этимология одного жаргонного словечка, весьма популярного в молодежной среде. В Шушарах находится железнодорожная сортировочная горка, одна из крупнейших в Петербурге. Здесь формируются составы, которые затем расходятся по всем железнодорожным путям страны. Здесь же отстаиваются вагоны, предназначенные для разгрузки в Петербурге. Они-то и разворовываются бандами грабителей и ворами-одиночками. Если доверять вульгарной, как ее называют ученые мужи, этимологии, то современное жаргонное слово «зашушарить», то есть украсть, произошло от названия малоизвестной железнодорожной станции Шушары.

В 1960–1970-х годах в Царском Селе, в то время городе Пушкине, жила Татьяна Григорьевна Гнедич, известный переводчик поэмы Байрона «Дон Жуан». Общественная жизнь Татьяны Григорьевны отличалась такой полнотой и насыщенностью, что она не раз признавалась друзьям, что мечтает об одиночестве, чтобы спокойно заняться переводом. И вдруг в 1950-х годах ее арестовали. Целых полтора года ее содержали в одиночной камере. Наконец к ней подсадили какую-то даму. Ко всеобщему удивлению, как рассказывает легенда, Гнедич так возмутилась, что перепуганному надзирателю пришлось вызвать начальство. «В чем дело?» – сурово поинтересовался чин. «Зачем вы подсадили ко мне эту женщину?» – едва сдерживаясь, проговорила Гнедич. «Но ведь никто не выдерживает одиночной камеры более полутора лет», – со знанием дела ответил человек в погонах. «Нам с Байроном никто не нужен», – закончила разговор Татьяна Григорьевна.

Станция метро «Шушары»

Жизнь Татьяны Гнедич после освобождения и реабилитации была столь же наполненной и содержательной. На поэтические занятия и семинары, которые она регулярно проводила с молодыми начинающими поэтами в Пушкине, специально из Ленинграда приезжали неразлучные друзья Иосиф Бродский, Анатолий Найман и Дмитрий Бобышев. В литературных кругах тогдашнего Ленинграда у них было свое общее имя: «Царскосельские сироты».

Памятник Пушкину А.С. в Лицейском саду

Так в Царском Селе завязывались узлы и сходились пути русской литературы и поэзии. Татьяна Григорьевна была потомком Николая Ивановича Гнедича, современника Пушкина, знаменитого переводчика «Илиады» Гомера, а Иосиф Бродский, которого в свое время заметила и благословила на поэтическую жизнь Анна Ахматова, приезжал в город Пушкин к Татьяне Григорьевне на литературную учебу.

Очерки о мифологии Царского Села мы начали с Александра Пушкина, Пушкиным хочется и закончить.

Однажды Петербург посетил известный политический и общественный деятель, бывший президент Французской Республики Валери Жискар д’Эстен. Программа визита, помимо прочего, предполагала краткое посещение Царскосельского лицея и затем ознакомительную поездку по Санкт-Петербургу. Однако интерес гостя к русскому поэту оказался настолько велик, что, забыв о времени и программе, он надолго останавливался у каждого экспоната в лицее и буквально забрасывал вопросами польщенных работников музея. Сопровождавшие высокого гостя официальные лица заметно нервничали. «Господин Президент, – осторожно напомнили они Жискар д’Эстену, – мы не успеем посмотреть Петербург». «Ничего, – ответил, как рассказывает легенда, почетный посетитель лицея, – это не страшно. Ваш Пушкин и есть Петербург».

Тем более Царское Село, добавим мы.

Гатчина

В блестящем ряду петербургских пригородов, одни названия которых вызывают светлое, словно в детстве, предощущение праздника, пожалуй, только Гатчина стоит несколько особняком. То ли в силу ритмической четкости самого названия, волей-неволей произносимого с оттенком известной армейской определенности, то ли в силу навязчивой ассоциации с судьбой великовозрастного наследника престола Павла Петровича, «Гатчинского затворника», вспыльчивого и подозрительного, в лютой, почти физиологической ненависти к своей матери ожидавшего в Гатчинском дворце своего звездного часа, – но Гатчина кажется более пригодной для военных парадов и демонстраций, нежели для массовых воскресных гуляний.

Впервые Гатчина упоминается в новгородской писцовой книге в 1499 году как село Хотчино. Это название восходит к древнему новгородскому имени Хот. В то же время уже в XVIII веке предпринимались фантастические попытки произвести его от немецкого «die Schonheit haben» – «иметь красоту». Несмотря на долгую историю Гатчины, в богатом собрании петербургскои фразеологии, тем не менее, нам встретился только один случай включения ее названия в пословицы или поговорки. Это популярная в свое время загадка, имеющая пословичную форму: «Идет свинья из Гатчины вся испачкана». Для малолетних школьников старого Петербурга ответ был более чем очевиден – трубочист.

В 1712 году Петр I дарит Гатчину своей любимой сестре Наталье Алексеевне. Затем Гатчина становится собственностью сначала лейб-медика Блюментроста, затем дипломата и историка князя Куракина. Наконец, в 1765 году Екатерина II дарит огромные охотничьи угодья в Гатчине вместе с 45 тысячами душ государственных крестьян и графским титулом гвардейскому богатырю, активному участнику «революции 1762 года» Григорию Орлову.

Большой Гатчинский дворец

Гатчинский дворец

Идея строительства Гатчинского дворца принадлежит Орлову. Проект он заказывает архитектору Антонио Ринальди, хорошо знакомому ему еще по ораниенбаумским постройкам. Строительство в Гатчине ведется с 1766 по 1781 год. При реализации своего проекта Ринальди, этот выдающийся представитель переходного – от барокко к классицизму – периода русской архитектуры, еще более приблизился к последнему.

Дворец представляет собой огромное сооружение, облицованное местным пудостским камнем, впервые примененным для этих целей в зодчестве. Это придало дворцу суровость и сдержанность, что сделало его похожим одновременно на средневековый английский замок и североитальянский загородный дворец. Но по сути это глубоко русское, удивительно тонко вписанное в природу и точно соразмеренное с ней сооружение, вплоть до общей композиции, соответствующей канонической схеме русской усадебной постройки XVIII века: центральный трехэтажный объем, ограниченный двумя пятигранными в плане башнями – Сигнальной и Часовой, к которым примыкают полуциркульные галереи, завершающиеся одноэтажными служебными корпусами – Кухонным и Конюшенным.

Суровому внешнему облику дворца Ринальди сознательно противопоставил изысканную и утонченную внутреннюю отделку. Особенно ценились современниками и знатоками разнообразные по рисунку многочисленные паркеты. Необыкновенное мастерство и изобретательность проявил Ринальди в оформлении интерьеров. Так, над камином приемной залы был помещен подлинный античный фрагмент. По преданию, он был частью одного из памятников римскому императору I–II веков нашей эры Траяну, затем был перенесен на арку другого римского императора Константина, откуда какая-то шайка грабителей сорвала его и продала графу И.И. Шувалову, путешествовавшему в то время по Италии.

Не менее характерна для загадочного Гатчинского дворца и легенда о наборе скромной, но исключительно изящной, по