Нелепая смерть. Загадочные и трагичные истории из практики патологоанатома - Мишель Уильямс

Домой меня привез Люк. Я без сил рухнула на диван. Мне хотелось выбросить телефон в мусорное ведро. А когда я позволила себе немного расслабиться, мне пришлось контролировать количество выпитого. За руль мне, конечно, не садиться, но все равно надо быть в форме — вдруг потребуется помощь при судебном вскрытии, если кому-то посчастливится быть сегодня убитым или окочуриться при загадочных обстоятельствах.

Больше в этот вечер звонков не было, но расслабиться мне уже не удалось.

Глава 16

Первое, что я услышала, входя в такие уже родные красные двери, было изумленное:

— Черт побери!!!

Я, конечно, не устояла перед соблазном выяснить, что послужило причиной столь бурной реакции, хотя после моего веселого уик-энда все же немного остерегалась. Войдя в хранилище, я увидела Клайва и Грэма, которые стояли возле каталки, изумленно глядя друг на друга. Поскольку они хранили молчание, я решила сама узнать, в чем дело. Я увидела обычный белый мешок, который был слегка приоткрыт. И тут я против своей воли буквально выкрикнула те же самые слова!

Перед нами лежало тело без головы — полностью одетое, но без головы. Любопытство взяло свое, и я потянула за «молнию» на мешке, чтобы посмотреть, какие еще травмы получил этот несчастный. Между коленями у него был зажат мотоциклетный шлем, но я все еще не понимала, что случилось с нашим клиентом.

— А где голова? — спросила я, поскольку так ее и не увидела.

Того, что произошло потом, вполне хватило бы, чтобы вывернуть наизнанку самого крепкого санитара. Клайв взял в руки шлем и произнес:

— В подарочной упаковке.

Из-под шлема свисали рваные клочья плоти и нечто, напоминающее шейные позвонки… Я посмотрела в визор и не смогла оторвать взгляда от лица за ним. Оно практически не пострадало. Глаза были закрыты, и лицо казалось совершенно умиротворенным.

В кабинете зазвонил телефон. Я побежала туда и взяла трубку. Это был Билл Баксфорд, коронер.

— Я по поводу ночного ДТП. Мы сможем идентифицировать его после вскрытия?

Я уже понимала, насколько это важно. Все погибшие неестественной смертью должны быть идентифицированы по закону, и обычно для опознания приглашают ближайших родственников. Но в некоторых случаях это невозможно. Никто из родственников не захочет видеть голову близкого человека отдельно от тела. В таких случаях погибшего опознают по зубам, а в крайнем случае проводят анализ ДНК. Все это стоит денег и требует времени. Любой нормальный коронер предпочитает самый простой и дешевый путь. Клайв и Грэм остались в хранилище, поэтому я сказала:

— Могу я вам перезвонить?

Нам следовало все серьезно обдумать. Насколько я понимала, лицо вполне узнаваемо, но оставалась одна мелочь: сейчас голова погибшего лежала между его ногами в нашем холодильнике. Я не была уверена, сможем ли мы восстановить тело настолько, чтобы его можно было показать родственникам. Но мне очень хотелось это сделать (и я знала, что Клайву и Грэму тоже) — не ради собственного удовлетворения, но ради близких этого несчастного.

Я вернулась в хранилище и передала Клайву вопрос Билла. Я думала, что он ответит не сразу, но он сказал:

— Без проблем, Шелли. Мы соберем этого бедолагу, и он будет как новенький. Никто даже не догадается, что с ним случилось — по крайней мере, сразу.

Мы пообещали Биллу Баксфорду, что сможем предъявить тело мотоциклиста родственникам в тот же день. Опознание было назначено на половину третьего. Значит, у нас было примерно четыре часа на то, чтобы сделать так, чтобы никто не догадался, что голова была отделена от тела. Мы были не в курсе, что сообщили о травмах родственникам. Знали лишь, что пострадавший ехал по узкой проселочной дороге со скоростью 70 миль в час и потерял управление. Переднее колесо налетело на поваленное дерево на обочине, а мотоциклиста выбросило вперед. Судьба распорядилась так, что он налетел горлом на лезвие старой циркулярной пилы, оставленной в крапиве.

Прибыл патологоанатом, доктор Питер Гиллард. Они с Эдом работали у нас чаще всего. Питер был довольно странным человеком, но в хорошем смысле слова. Невысокий, спокойный, со специфическим чувством юмора. Грэм и Клайв считали его настоящей занозой в заднице, потому что ему недоставало уверенности в себе и он часто обращался за советом к санитарам. Впрочем, особых хлопот он нам не доставлял — был нетребователен, почти безразличен и с радостью принимал наши советы. Возможно, не следовало так говорить о патологоанатоме, но, поверьте, я очень быстро обнаружила, что некоторые специалисты бывают слишком придирчивы и чересчур требовательны. Они не испытывают ни малейшего уважения к санитарам, считая их чем-то вроде роботов, способных только на то, чтобы с утра до ночи потрошить трупы. Питер Гиллард таким не был.

Он смотрел на обезглавленный труп на секционном столе. Клайв говорил мне, что доктор Гиллард первым делом всегда спрашивает, установлена ли причина смерти. Но на сей раз он лишь воскликнул: «Бог мой!» Доктор Гиллард убедился, что все тела в морге подобраны правильно, и попросил Клайва позвонить ему, когда мы будем готовы. Готовясь к эвисцерации, я гадала, как нам восстановить этого парня. Я стояла над телом, отложив в сторону голову в шлеме. Клайв и Грэм трудились над своими телами. По радио пел Майкл Джексон.

Я еще не успела приступить к вскрытию, как мне пришла в голову мысль: нечасто придется вскрывать обезглавленное тело. Мне стало неуютно, но я знала, что у меня уже достаточно опыта, чтобы забыть о тревожных мыслях и сосредоточиться на деле. Через пятнадцать минут торс, лежавший передо мной, должен быть полностью пуст, а внутренности должны находиться в тазу из нержавейки. Чем больше я рассматривала тело, тем хуже себя ощущала. Все казалось каким-то неправильным. Несмотря на это, я ввела лезвие между ключицами и повела к лобку. Меня все еще мутило. Я начала освобождать грудную клетку от кожи, потом удалила грудину, чтобы обнажить органы. Обычно всегда видишь признаки болезни или свидетельства того, что болезнь где-то притаилась. Здесь же не было ничего, кроме явных переломов ребер и травм груди. Жизнь была потеряна зря. Я продолжала извлекать органы — это было очень легко. Даже язык удалять не пришлось. Обычно это всегда трудно, потому что приходится работать вслепую, не вонзая лезвие в шею, подбородок или губы, чтобы не оставить порезов на лице. Сейчас я могла об этом не беспокоиться.

Дальше стало еще страннее. После извлечения органов следовало вынуть мозг. Грэм положил голову