Царские письма. Александр III – Мария Федоровна. Николай II – Александра Федоровна - Александр Николаевич Боханов

К обеду все спутники собрались в столовой. Были: графиня Тата, Ванновский, Дурново[170], Рихтер, Черевин, Стюрлер[171], И.М. Голицын и Г.И. Гирш[172]. Вечером играли в карты, и Дурново нас всех обыграл. В 12 ½ разошлись и легли спать. На другой день в 8 часов утра приехали в Гатчину.

Миша с Гошей, Хисом[173] и Тормейером[174] встретили меня на подъезде. Мы пошли с Мишей к Ольге, которая одевалась и страшно обрадовалась, и кинулась ко мне на шею, такая душка. Потом все утро писал телеграммы до 10 штук и занимался. В 10 часов пошел к Alix[175], к ее кофе и был у маленькой, которая со мною очень милостива; болтает, смеется и идет ко мне на руки[176]. Вернувшись к себе, опять занимался, а в 12 часов приехал Гирс с докладом и остался завтракать. День был хороший, и мы сделали большую прогулку с детьми. Alix поехала в Павловск поздравлять именинников и к обеду возвратилась с Павлом, и мы обедали втроем. Вечер я провел один и занимался до 2 часов.

На другой день, 22 мая, отправились с Павлом и Alix в Петербург, были в крепости у обедни со всем семейством, а потом с братьями и Аликс в Зимнем Дворце в комнатах Мамá и Папá. 11 лет уже!! Ужасно.

Завтракали в Зимнем Дворце, а в ½ 2 отправился с Алексеем на «Дагмар» на клипер-крейсер, который стоял у Николаевского моста. Как всегда, клипер представился в блестящем виде; на нем между офицерами служит мичман Ломан, брат Николая Николаевича и ровно на 25 лет моложе брата[177]. Жоржи наверное его знает. Оттуда я отправился к Воронцову, который все еще в постели и ходить не может, опухоль все еще не прошла. Встретил там старушку графиню Шувалову[178] и невесту Вани[179]; Софка, Мая и Ира[180] были тоже. В 3 часа поехали с Alix обратно в Гатчину и еще Георгий Михайлович (дежурный).

Утром еще гулял с детьми, а остальной день и вечер провел дома. Обедали с Аликс, Георгием Михайловичем, Черевиным и княгиней Лобановой[181]. Вечером занимался до 3 часов; масса бумаг после Москвы.

Твою телеграмму из Севастополя я получил в 3 часа; воображаю, какая была радость встретиться с Жоржи и как он был счастлив увидеть, наконец, тебя и Ксению. Так тяжело и грустно не быть с вами в эту счастливую минуту, с нетерпением жду минуты свидания с милым Жоржи, а теперь, пока вы счастливы и рады, я грущу и тоскую здесь один! Какое счастье, что Миша и Ольга со мною, а то было бы невыносимо! К счастью, и переход ваш из Севастополя в Ялту был тихий. Жаль случая столкновения миноносцев, но тут никто не виноват, так как лопнул штуртрос, но весьма грустно, что один из матросов тяжело ранен.

Сегодня мы гуляли с Аликс и детьми и были в оранжереях, показывал их Alix. Вествинд[182] был очень доволен и счастлив этим визитом, а дети и Alix наелись земляники. К завтраку Вествинд прислал новую землянику, но такую громадную, что Миша не мог съесть больше 10, а беби и 8 не могла доесть, а земляника чудная и сочная. Пил чай сегодня в 5 ½ у Alix, а маленькая сидела в креслах возле стола и совсем одна играла, болтала и не нужно было даже и заниматься ею, такой славный и чудный ребенок.

Обедали с Аликс, Лобановой, Черевиным и Шереметевым (дежурный). Елена переехала сегодня с детьми в Петергоф и телеграфировала мужу о своей радости быть там. Завтра приезжают сюда с визитом Юрий[183] и Стана[184] из Сергиевки[185], куда они приехали сегодня. Бедная сирень только что начала распускаться, а теперь все остановилось из-за холода, так досадно. Ландыши тоже остановились, а их очень много и на всех старых местах, даже и там, где ты думала, что испортили место, когда сажали деревья. Соловьи пропали, совсем не поют.

Но теперь пора кончать и ложиться спать, уже 2 ½ часа утра и скоро солнце встанет. Устал, спать хочется.

От всей души обнимаю тебя, моя милая душка Минни, крепко целую Жоржи и Ксению и благодарю всем сердцем Господа, что дал он тебе радость встретиться снова с милым, дорогим Жоржи. Христос с вами, мои дорогие!

На всю жизнь твой от души Саша.

(ГАРФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 710. Л. 37–40)

X

Гатчина. 26 мая 1891 г. Воскресенье.

Моя милая душка Минни!

Жду с нетерпением твоего первого письма, но не знаю, когда получу его. Скучно и пусто без тебя здесь и весь день как-то иначе, все не то; отвратительно оставаться одному и опять быть в разлуке с тобой, милая душка Минни. Комнаты Ксении тоже наводят на меня тоску, каждый день прохожу по ним к Мише и Ольге и так все пусто и безмолвно, несмотря на то, что у меня теперь больше свободного времени, я не могу покончить с массой бумаг и чтения, и ложусь спать почти всегда в ½ 4, часто с чудным восходом солнца прямо в мои комнаты. Кроме бумаг и дел я не успеваю прочесть решительно ничего и даже мой «Кронштадтский Вестник»[186] остается нечитанным и набирается по 3 и 4 номера. Жоржи, я думаю, счастливее меня и успевает все прочесть.

Доклады министров тоже длиннее обыкновенных и часто только ½ 2 успеваю садиться за завтрак. Мы обедаем и завтракаем в нашей маленькой столовой, а потом курим и болтаем немного в твоей маленькой комнате. Завтракаем с Alix и детьми, а к обеду приглашаю княжну Лобанову (Фафка), Черевина и был на днях Шереметев (дежурный), а вчера Николай Михайлович[187].

Сегодня были у обедни с Alix, Павлом и детьми и завтракали одни. К беду приехали Владимир и Алексей, который остался ночевать. Вчера ходили с Alix и детьми на Егерскую слободу и показали ей все, в особенности она была довольна всеми дикими зверями; тоже смотрели всех 17 собак, подаренных князем Ширинским-Шихматовым[188]; есть очень хорошие и милые, но лают страшно и такой шум, что нельзя говорить, ничего не слышно.

Что за погода стоит