Царские письма. Александр III – Мария Федоровна. Николай II – Александра Федоровна - Александр Николаевич Боханов

у нас вот уже 5 дней; холод страшный, днем всего 5–7 градусов, а ночью 1–2 градуса. Был и снег и град и дождь; солнце мало показывается, а если и есть, то не греет; всего 10–11 градусов. Это впрочем очень хорошо, потому что к вашему приезду наверное будет чудная погода, а вся гадость пройдет теперь.

Сегодня с утра получил я твою телеграмму и совершенно сошлись в мыслях; я именно утром еще думал о грустном сегодняшнем дне, который только раз был радостный и счастливый и ты именно то же самое мне пишешь. Да, это рана, которая во всю нашу жизнь не вылечивается и с каждым годом более и более раскрывается и ноет! Да, когда подумаешь, что нашему ангелу Александру[189] было бы теперь уже 22 года, когда подумаешь, что все три старших мальчика были бы вместе, почти одних лет, и никогда его больше не видеть с нами в сей жизни, просто душа разрывается от отчаяния и грусти! Но и за то как не благодарить Господа, что Он его младенцем взял к себе обратно, т. е. прямо в рай, где, конечно, он молится за нас и вместе с тем нашим ангелом-хранителем. Все же грустно и тяжело! Да, будет воля Твоя, Господи!

27 мая. Понедельник.

Сегодня получил я твое милейшее и длинное письмо из Ливадии, за которое благодарю от всей души; оно мне доставило огромное удовольствие, наконец, услышать от тебя новости после 7 дней нашей разлуки в Москве. Я так рад, что ты подробно все описываешь и так все меня интересует. Да, мне страшно жаль, что я не с вами в Ливадии не мог разделить с тобой радость и счастье свидания с Жоржи!

Я вполне понимаю и разделяю все, что ты испытываешь на месте крушения в Борках, и как это место должно быть нам всем дорого и памятно. Надеюсь, когда-нибудь нам удастся всем вместе со всеми детьми побывать там, и еще раз возблагодарить Господа за чудесное счастье и что Он нас всех сохранил[190].

Благодарю тоже очень за телеграммы, которые я жду с нетерпением каждый день и радуюсь за вас, что вы наслаждаетесь милой нашей Ливадией. Я очень рад, что Жоржи живет в моих комнатах, которые так уютны и я их очень люблю, да и воспоминания хорошие и счастливые. Отчего вы не ездите верхом, это было твое любимое занятие в Крыму? Ксения, я уверен, в отчаянии, что не может ездить, но Жоржи, я думаю, не особенно сожалеет.

Миша часто ездит верхом и очень радуется. Мы гуляем каждый день с Alix и детьми, но она уходит работать домой, а мы с детьми продолжаем. На этой неделе я показывал Alix нашу охоту, всех собак, конюшни и зверей, которые в особенности ее забавляли: волки, лисицы и медвежата, но уж довольно злые, есть много маленьких лисиц, прелесть какие миленькие.

Погода до того отвратительная и так холодно, что мы Гатчиной вовсе не наслаждаемся и мне кажется все, что это уже осень, а на весну вовсе не похоже, да и парк вовсе не прельщает; ничего не цветет, все остановилось, весеннего запаха вовсе нет, просто отчаяние. Бедные ласточки так мерзнут, что сидят целыми кучами на одной ветке плотно прижавшись друг к другу, чтобы хоть этим немного согреться, но, к счастью, мертвых нет и все до сих пор летают, хотя очень низко. Сегодня, наконец, слава Богу, немного теплее и днем было до 11 градусов и солнце грело.

Какой страшно печальный случай в Петергофе с бедными де Рибас, Перелешиным и 2 матросами. Двое матросов, которых спасли, говорили, что Перелешин успел снять сюртук и плыл, но пропал, а бедный де Рибас держался с ним долго за лодку и уже вельбот с лодки «Щит» подходил к ним, когда вдруг он бросил лодку и исчез под воду выбившись из сил. К сожалению, их опрокинуло далеко от лодки «Щит» около версты, а от пристани было еще дальше. У де Рибас осталась вдова с 3 маленькими детьми. Перелешин не был женат.

Теперь пора кончать, уже 2 ½ часа ночи. Еще раз от всей души благодарю за милейшее письмо. Сердечный поклон дяде Мише, целую крепко Жоржи и Ксению. Крепко и от всего сердца обнимаю тебя, моя милая душка Минни. Христос с вами мои дорогие!

Твой верный друг навсегда Саша.

(ГАРФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 710. Л. 32–35)

XI

Коттедж. 31 мая 1891 г. Пятница.

Моя милая душка, дорогая Минни! Благодарю от всей души за твое письмо; я так рад был читать его; оно было длинное и интересное, потому что ты так подробно описываешь все, что я очень люблю. Тоже благодарю очень Жоржи и Ксению за их письма, но ответить сегодня не успею, а постараюсь потом.

Пишу этот раз уже из Петергофа, из нашего милейшего Коттеджа, в котором я счастлив быть снова и любоваться из моего кабинета этим чудным видом на море. Несмотря на холод, ясно и светлой ночью просто чудо как красиво, а в особенности восход солнца, около ½ 3 утра.

Я совсем отделался от насморка, а кашель самый ничтожный. Переехали мы сюда 29 мая. В Гатчине провожали нас Кирасиры с музыкой и les gatchimis[191]. На дворе простился я с казаками моего конвоя Кубанскими и Терскими, всего уходит 102 человека, а вновь прибывшие будут представляться в Петергофе. Приехавши сюда, поехал с Alix и Мишей на Ферму, куда позже приехала Ольга и Мария Павловна младшая. Alix поместилась в комнатах Мама наверху, а беби в комнатах рядом, наших детских, и все довольны; комнаты сухи и хорошо протоплены.

Потом мы отправились с Мишей в Коттедж, все осмотрели; везде воздух был отличный, сухой, пахло в твоих комнатах идеально цветами и тоже хорошо протоплено. Потом пошли гулять с Мишей и Ольгой по Александрии; все в порядке, зелень отличная, дубы распустились и поганых зеленых червяков вовсе нет. Черёмуха еще цветет здесь, тогда как в Гатчине давно отцвела, сирень только что начинает и очень мало кустов цвету, ландыши тоже. Соловьи поют весь день и всю ночь, фазанов много, гуляют везде, и зайцы по-прежнему приходят есть траву на лужайке.

Обедаем и завтракаем не в столовой, потому что там холодно и дует, а в первой комнате, где прежде пили чай по вечерам, там уютно и тепло. Я приказал продолжить топить все печи и камины как