Военная знать ранней Византии - Евгений Павлович Глушанин

принципы его кадровой политики: “И не один дукс при нем не был повышен в клариссимат. Ведь они были, как мы это сами помним, перфектиссимы, и не прибегал к магистру конницы правитель провинции, и не позволял его вмешательства в гражданские дела. Но все военные и гражданские должностные лица всегда усматривали, по обычаю древнего уважения, вершину всех почестей в префектах претория. Будучи чрезвычайно осмотрительным в обхождении с войсками, он подчас был излишне мелочным оценщиком заслуг, распределяя дворцовые должности в какой-то мере как бы после тщательного взвешивания на весах и никто, случайный или неизвестный, не допускался при нем к руководству чем-либо высокопоставленным при дворе, но совершенно ясно было известно, кто после десятилетия намеревался управлять магистерием оффиций или щедротами (= государственными финансами. — Е. Г.) или чем-либо подобным. И чрезвычайно редко случалось, чтобы кто-то из военных переходил в гражданское управление, и, наоборот, лишь закаленные в боевых делах ставились во главе войск” (Amm. XXI. 12. 2–3).

Чем же мотивировался постоянный страх и подозрительность Констанция II в отношении своих военных, несмотря на очевидную эффективность системы правительственного контроля над армией? Думается, Констанций опасался узурпаций, когда в период своего единодержавия он был вынужден прибегнуть в обстановке возникновения нескольких фронтов к возрождению некоторых элементов тетрархии. В самом деле, в период раздела империи между сыновьями Константина I нет сведений о напряженных взаимоотношениях между. Констанцием II и его магистрами; скорее наоборот. И дело здесь, очевидно, не в отсутствии столь детального и современного эпохе источника, каким является Аммиан. Ровные отношения Констанция с его магистрами в 337–350 гг. во многом определялись тем, что он был только августом Востока и уже геополитически его шансы контролировать собственную военную верхушку были неизмеримо выше, нежели в масштабах единой империи. Сыновья Константина I в 337–350 гг. каждый имели собственную администрацию, в том числе и по двое магистров армии, специфицированных по родам войск[148], т. е. уже для этого периода можно говорить о независимых друг от друга западно– и восточно-римской (=ранневизантийской) военной знати позднеантичного типа, изучение которых необходимо в силу разницы исторических судеб римского Запада и Востока, проводить раздельно. В этом смысле итоги кризиса 337 г. просто трудно переоценить: в результате его состоялся первый реальный раздел империи.

Сведения о магистрах войск Констанция II на период 337–350 гг. скудны, думается, по той причине, что император неоднократно сам возглавлял походы против персов, а магистры, фактические командующие, находились в его свите. Так, уже в 338 г. Констанций лично предводительствовал экспедицией по реставрации Арсака на армянском престоле[149]. В 343 г. он принял участие в кампании в Адиабене[150]. Осажденному персами Нисибису он в 346 г. лично направился на помощь[151]. Фест сообщает, что при Констанции произошло девять крупных сражений с персами, два из которых состоялись в присутствии императора (Fest. Brev. 27). Обе битвы с участием Констанция (343 и 348 гг.)[152] произошли до восстановления единства империи, и, наоборот, остальные семь после этого. Отсюда не случайно, что информация об одном из первых магистров Констанция II Гермогене появилась в связи с исполнением им самостоятельного поручения императора: в 342 г. ему было приказано отправиться с восточной границы в Константинополь для изгнания оттуда епископа Павла; при попытке сделать это Гермоген погиб (Zos. III. 7. 6; Socr, II. 13).

Ровные отношения Констанция II со своими магистрами в известной мере подтверждаются и предоставлением им консулатов, что было, видимо, связано с победами над персами (в 344 г. Боноз или Саллюстий[153]; в 347 г. Евсевий). Магистру конницы Гермогену Констанций II подарил дом в Тире (Lib. Ер. 828). Трудно сказать, каковы были взаимоотношения императора с магистром конницы и пехоты Евсевием при его жизни и имел ли он большое влияние на Констанция, который уже после смерти своего магистра женился на его дочери Евсевии (PLRE. I. 300–301; 307–308). Влияние Евсевии на Констанция, засвидетельствованное все же в период объединенной империи, основывалось на сильной любви к ней императора (Aur. Vict. Epit. 42. 20). Персональный налоговый иммунитет, предоставленный в 360 г. имуществу покойного Евсевия (CTh. XI. 1. 1), явился частью императорских милостей по отношению к братьям жены Констанция II: Евсевию (наместник Геллеспонта в 355 г., наместник Вифинии в 356 г. — PLRE. I. 308–309) и Ипатию (сделавшему блестящую карьеру на Западе при Грациане PLRE. I. 448–449), которым их царственный зять даровал суффектный консулат в 359 г. (CLRE. 252–253). Примечательно, что патрициями Констанций их не сделал, да и карьера Евсевия, получившего свои должности, видимо, вскоре после свадьбы императора, была довольно скромной в рамках единой империи для того, чтобы, пользуясь родством, оказывать влияние на формирование политики.

Дети ни одного из магистров войск Констанция II, служивших в 337–350 гг. не унаследовали должностей своих отцов. Помимо упомянутых Евсевия и Ипатия, сделавших гражданскую карьеру, нам известен Геркулан, сын магистра конницы Гермогена, дослужившийся только до чина протектора (Amm. XV. 10. 2). Если уже при Константине I законодательство отмечает среди ветеранов бывших протекторов (CTh. VII. 20. 3), то следует признать, что протекторат перестал быть гарантией быстрого продвижения по службе; установка при назначении на высшие военные посты была сделана на персональный профессионализм. Кадровые изменения в армейской верхушке, вызванные действием субъективных факторов, чаще случались в периоды политической нестабильности.

Десятилетний период политической нестабильности в течение 50-х гг. IV в. начался не столько самим фактом узурпации Магненция на Западе, сколько открывшимися перспективами и сознательным стремлением Констанция II, отказавшегося признать власть Магненция (Zon. XIII. 7), 59 воссоздать единую империю. Механизм политического равновесия между римским Западом и Востоком, выработанный в ходе кризисов 337 и 340 гг., был нарушен и повлек за собой с неизбежностью новые административные эксперименты, в том числе в сфере военной иерархии. Стремясь не допустить распространения господства Магненция на Иллирик и Италию, Констанций санкционировал узурпации Ветраниона и Непотиана[154], будучи сам занят войной с персами. Обстоятельства провозглашения магистра пехоты Ветраниона 1 марта 350 г. убеждают в том, что Констанций уже в первые недели 350 г. решился на возрождение цезарата. Его сестра Констанция, по Филосторгию (III, 22), убедила Ветраниона провозгласить себя цезарем; император признал его соправителем и выслал инсигнии его достоинства. 15 марта 351 г. Констанций в своем лагере в Сирмии назначил цезарем Галла, своего племянника, и предписал ему охранять Восток от персов. Этот акт ранее (осень 350 г.) проделал и Магненций, наделив цезаратом своего брата Деценция с приказом оборонять рейнскую границу (Aur. Vict. De caes. 42. 2; Zon. XIII. 8). Фактически под давлением военно-политической необходимости возродилась тетрархия, причем Магненций в первые месяцы своего правления был готов признать Констанция auctor imperii[155]. Констанций избрал династизм, что привело к гражданской