Глина и кости. Судебная художница о черепах, убийствах и работе в ФБР - Элизабет Бэйли

Если дело начальства ФБР – обеспечивать служащим защиту от враждебности на рабочем месте, то почему никто не хочет поднимать голос? Мне тогда не пришло в голову, что обращение к руководству сделает ситуацию только хуже.

5

Найти пропавшего

– Привет, чем занимаешься? – спросил Рид. Обычно он звонил по утрам, чтобы убедиться, что я добралась до офиса, и просто пожелать хорошего дня.

– Рассматриваю головы в ведрах. А ты?

Повисла пауза.

– Такое не каждый день услышишь.

Тогда я не могла ему это сказать, но я занималась цифровой ретушью фотографий неудавшихся террористов-камикадзе. Они убили себя, но больше, слава богу, никто не пострадал. Чтобы головы не пересохли и не съежились, коронер хранил их в ведре с физраствором – так в воду для цветов добавляют «7UP», чтобы они дольше простояли. Моя работа на тот день заключалась в том, чтобы отретушировать фото для печати. Личности террористов еще не выяснили; полиция обращалась к общественности в надежде получить наводки.

Если закрепить на себе взрывчатку, с телом может произойти несколько вещей. Если взрывное устройство в момент срабатывания находится на груди, получается эффект как в мультике про Хитрого Койота. Все лицо перемешивается – зубы могут оказаться на месте глаз, а нос завернется вовнутрь. В общем, оно превращается в кашу. Если устройство закреплено на спине, как у этих парней, голова отрывается, утаскивая за собой позвоночник. Она превращается в снаряд, рикошетит от стен, и лицо при этом страдает даже больше, чем от взрыва.

Если мои слова прозвучали бессердечно, я этого не хотела. Просто… я ничего не испытываю к мертвым террористам, а они такими и были. К жертвам я ощущаю безграничное сочувствие. Но к этим троим я осталась полностью равнодушна.

К тому же мне поставили предельно сжатые сроки, так что у меня не было времени на размышления и переживания.

Все агенты знали, что эти террористы хотели взорвать местное кафе в рамках более крупной, разнонаправленной атаки. Но никто не знал, остались ли в живых другие члены организации и будут ли еще взрывы.

– Сможете вернуть их нам через день-два? – спросил агент.

– Конечно, – ответила я.

Обычно это очень мало для посмертной ретуши, но ситуация была далека от обычной. Несколько правоохранительных органов работали над опознанием этих ребят, что привело к некоторому… здоровому соперничеству. Агентам не нужны извинения – ты просто работаешь, чтобы удовлетворить их запрос, пусть у тебя и нет времени, чтобы сделать все идеально.

В тот вечер я хорошо поработала над всеми тремя, на следующее утро пришла пораньше и смогла вернуть их агенту через тридцать шесть часов после получения. Я сказала, что портреты вышли не такими детальными, как могли бы, будь у меня больше времени. Но их не собирались рассматривать сквозь лупу – портреты должны были показывать людям, которые могли их узнать.

Через несколько дней личности террористов были установлены, что очень меня обрадовало. С двумя я была больше довольна своей работой, чем с третьим, но у него практически не осталось черепа, на котором держалась бы плоть. Череп раскололся на мелкие части, и голова походила на мешок с мраморной крошкой. Как я уже говорила, это не был обычный случай опознания останков.

А каков же обычный? Сколько таких случаев происходит в США и скольких людей опознают? Раз существуют продвинутые технологии, опознавать должны всех? Или нет?

Давайте представим: в один прекрасный день вы отправляетесь в магазин, но назад не возвращаетесь. Спустя несколько лет в сотнях миль оттуда дети, играя возле ручья, натыкаются на какой-то странный предмет. Немного потыкав в него палками, они понимают, что это череп. Ваш череп. Приезжает полиция, и участок огораживают, чтобы сохранить и без того уже загрязненное место преступления.

Начинается муторная работа по поиску прочих останков. Часть ваших волос попала в птичье гнездо, может, пара зубов лежит на дне ручья. Все части вашего тела, которые не были съедены или расхищены падальщиками, тщательно документируют.

Теперь судмедэксперту предстоит разобраться, кто вы такой; полицию это тоже интересует, потому что все выглядит как убийство. Пока они не установят вашу личность, они не смогут начать поиски убийцы. Конечно, есть база данных пропавших, но прошло столько лет, и заявлений было подано несколько тысяч.

Ваше частично разложившееся тело лежит на столе в морге, его фотографируют и составляют протокол. Судмедэксперту удалось получить несколько отпечатков пальцев, но совпадений по базе нет – отпечатков у вас никогда не снимали. Забираются пробы костной ткани для анализа ДНК, результаты загружаются в национальную базу данных о пропавших без вести. Совпадений опять нет, потому что никто не заявлял о вашем исчезновении.

Возможно, причина в том, что вы часто переезжали и не стремились поддерживать старые связи. Может, родители выгнали вас из дома или вы сами сбежали, потому что они были алкоголиками и наркоманами. А может, это вы были токсичным членом семьи, так что никто не торопился вас искать. Детективы делают все возможное, чтобы установить вашу личность, но это невозможно, если в базе нет данных, которые можно сравнить с вашими останками.

Год или более спустя детектив может запросить лицевую аппроксимацию, и тогда ваш череп окажется у меня на столе. Когда я закончу, я верну его следователю, и ваш приблизительный портрет будет загружен в NamUS – Национальную систему поиска пропавших и неопознанных лиц. NamUS – это правительственный веб-сайт, содержащий информацию по неопознанным останкам и делам о пропаже людей.

Идея в том, что, если член семьи считает, что вы можете находиться среди неопознанных мертвецов, он просматривает галерею лицевых аппроксимаций на сайте – вдруг там попадетесь вы. И это будет очень хорошо, вот только NamUS работает совсем не так, как предполагается.

Изначально он разрабатывался и финансировался не правительством. Сайт начинался как частная база данных, созданная судмедэкспертами для обмена информацией по неопознанным останкам. Дело было благородное, но судмедэксперты – не программисты и не дизайнеры. Интерфейс у сайта крайне неудобный, а функции поиска настолько причудливы, что ими практически невозможно пользоваться. Кроме того, описания изобилуют медицинским жаргоном.

В 2007 году Национальный институт юстиции перепрограммировал NamUS и потратил в год 5 млн долларов (67 млн долларов на текущий момент) на его поддержание через подрядчиков. Однако интерфейс и дизайн сайта так и не изменились. Он не был переделан, чтобы семьи могли искать там своих родных, вводя известные им данные.

Поля вроде