6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине - Болеслав Вильгельмович Веверн

– Небось и поменьше хватит, совсем маленький, так и то задрыгаешь ножками и душу свою на волю выпустишь. Чего испужался?

– В Японскую войну таких не было. Там «шимозы» были, а тоже, бывало, как ахнет, так только мозги в голове застукают.

Я слушаю рассуждения своих солдат о германских тяжелых снарядах, и в уме моем складываются вопросы: неужели же в обыкновенном полевом бою германцам понадобились снаряды такой разрушительной силы? Видно по месту, что этими 8-, 10-дюймовыми бомбами немцы стреляли по нашим полевым войскам, почти совершенно открытым, и разрушать здесь какие-нибудь крупные сооружения не было надобности. Не лучше ли было применить в этом бою обыкновенные полевые пушки, стреляющие обыкновенной шрапнелью, а эти чудовищные и, наверно, очень дорого стоящие бомбы и орудия, из которых они выпускались, поберечь для более подходящего случая? В полевом бою надо уничтожать живую силу противника, а не пугать ее.

– Ваше высокоблагородие, поглядите, вот штука какая.

Да, «штука» действительно замечательная: треснувшая по радиусам головная часть тяжелой германской бомбы, весом фунтов 15–20. Люди выкопали ее из глубокой воронки, в которой она застряла.

– Разрешите взять ее с собой, ваше высокоблагородие.

– А зачем она вам нужна?

– Так, любопытно уж очень. Может, кому показать придется.

– Ну, берите. Сдайте в обоз.

Вот позиция нашей легкой батареи. По снарядным воронкам, но уже гораздо меньшего размера, видно, что батарее сильно попало от немцев. На правом фланге валяется разбитый снарядом угломер Михайловского-Турова.

У вокзала Ивангорода мы сходимся с 1-м дивизионом. Они нам сообщают, что дивизию перебрасывают на австрийский фронт – они уже получили приказание грузиться.

4. Под Перемышлем17

Станция Броды.

– Вам сейчас подадут эшелон. Перегружайтесь, не теряя времени, поскорей. Времени дают очень мало, – заявляет мне командующий дивизионом.

Хорошо сказано. Да разве возможно вообще перегрузиться? Новый австрийский эшелон, во-первых, короче на несколько вагонов, во-вторых, узкоколейный, а в-третьих, вместо платформ и крытых вагонов – какие-то ящики без крышек. Как всадить в эти ящики лошадей и орудия?

– Господин подполковник, это невозможное дело: мы и в свой эшелон еле поместились. А для людей совершенно нет вагонов. Куда их девать?

– Куда хотите. Больше ничего не дадут, ни одного лишнего вагона. Я уже пробовал говорить с комендантом, тот только руками замахал. И все-таки батарея должна быть немедленно перегружена. Четвертая и пятая батареи уже перегружаются.

Пришлось взяться за дело. Перегрузились. Несчастные лошади задыхаются в тесноте, к ним же свалена и их амуниция, и людей набилось сколько взошло. Ни орудий, ни ящиков, ни повозок не видно, так они густо покрыты людьми. Эшелон уплотнен до отказа. Готово.

Мы на вражеской территории. В сущности говоря, ничего нового: те же пейзажи, и люди такие же, но тем не менее все озираются по сторонам, все думают увидеть что-либо особенное, новое.

Слава Богу, недолго пробыли в этих ужасных австрийских вагонах.

* * *

Станция Львов.

Наконец увидели необыкновенное: какая-то недалекая большая гора, покрытая зеленью. Но озираться по сторонам некогда: батарея разгружается.

6-я батарея идет через центр большого, красивого города и обращает на себя внимание любопытных. Заглядевшийся кузнец Расницов на толчке соскользнул с инструментальной повозки и упал под колеса. Тяжелая, груженная железом повозка раздробила ему ноги и оставила калекой на всю жизнь.

Навстречу батарее идет какой-то обоз, и мы в удивлении таращим глаза на наших обозных солдат, одетых в форму венгерских кавалеристов: красные галифе и зеленые расшитые доломаны. При этом на ногах грязные, казенного образца, стоптанные сапоги, и на голове – засаленная русская фуражка. Вид карикатурный. Видимо, где-то захватили австрийские цейхгаузы и нашли достойное применение австрийскому обмундированию.

Нам отвели австрийские казармы, большие, светлые, с большим двором. Внутри все стены расписаны фигурами солдат во всевозможнейших австрийских формах. Люди довольны – можно всласть отдохнуть на хороших койках. Офицерам отведены квартиры в одной из городских гостиниц.

Как только мы вышли на улицу, у каждого из нас, офицеров, появился как из-под земли выросший еврей-мальчишка для поручений. Эти мальчуганы не оставляли нас во все время нашего пребывания во Львове (около трех суток), терпеливо поджидая своих офицеров у порога гостиницы и получая за это вознаграждение 30–40 копеек в день. Благодаря им мы чувствовали себя здесь как дома, совершенно не боясь заблудиться в лабиринте улиц чужого большого города.

Что поразило нас – это обилие австрийских офицеров, даже при оружии. Они совершенно свободно расхаживали по улицам города, часто под руку с дамами. Мы же были как бы на положении гостей. По вечерам на одной из главных улиц при полном освещении блестящих магазинов густая толпа гуляющих сплошной стеной медленно двигалась по тротуарам взад и вперед. Здесь уже все перемешалось – местные жители и пришельцы, офицеры – и русские, и австрийцы. Как их много и тех, и других, и что они здесь делают в таком числе, по крайней мере русские?

* * *

– Ваше высокоблагородие, канонир Сидорин обругал площадной бранью своего взводного фейерверкера и отказался выполнить его приказание идти на уборку лошадей, – докладывает фельдфебель.

Явление очень нехорошее, в особенности на походе. Надо раз и навсегда прекратить этого рода явления решительными мерами, конечно, не прибегая к помощи полевого суда. Долго ломаю себе голову над этим вопросом и наконец прихожу к разрешению.

Вся батарея в сборе.

– Вот что, ребята, у нас в батарее произошел прискорбный случай, вы, наверное, уже об этом слышали?

– Так точно, – раздаются голоса.

– Так вот что: я должен предать Сидорина военно-полевому суду, а вы знаете, чем это может кончиться в военное время.

– Так точно, расстрелом.

– Жаль человека. Значит, надо придумать что-либо другое, чтобы больше таких дел в батарее не было, решить у себя, не вынося сора из избы. Что вы на это скажете?

– Выпороть надо, – загудела батарея.

– Ладно, пусть же сама батарея и приводит в исполнение свой приговор.

* * *

6-я батарея направляется в Карпаты. Дорога от Львова идет гладкой, безлесной равниной, по которой изредка разбросаны утопающие в зелени небольшие деревушки или помещичьи усадьбы.

Мы идем по свежим следам недавних боев, картины которых ясно рисуются по первому брошенному взгляду по сторонам нашей широкой дороги-шоссе. Вот окопы, нарытые нашей пехотой, частью развороченные удачными попаданиями снарядов противника, идущие с перерывами неправильными ломаными линиями, скорее даже ямками. Позиции нашей полевой артиллерии, на которых до сих пор еще валяются груды пустых медных гильз. Всюду разбросаны предметы нашего пехотного снаряжения: лопатки, вещевые мешки, патронташи пустые и полные и изредка