Музей языков. Конрад Гесснер и книги-полиглоты XVI в. - Михаил Львович Сергеев

Крастоне подготовил для его типографии перевод греческой грамматики («Erotemata») Константина Ласкариса[177] (1480) (GW, M17096), а также издание греческой Псалтыри (1481) (GW, M36246)[178]. В статье, посвященной Дж. Крастоне, в «Библиотеке» Гесснер отметил широкую известность его греческого словаря («lexicon Graecum scripsit, vulgo notissimum»), но не назвал (вопреки своему обыкновению) выходных данных ни editio princeps, ни переизданий (Bibliotheca universalis 1545, 408b); вероятно, Гесснеру они не были доступны.

Составленный Крастоне на основе более ранних глоссариев лексикон, упорядоченный им по алфавиту и снабженный грамматическими характеристиками, положил начало семейству словарей, над дополнением и редактированием которых трудились в конце XV–XVI в. десятки европейских филологов[179]. Несмотря на более чем полувековую историю изданий, редакторы постоянно находили возможности для включения в словарь нового материала. Следует иметь в виду, что не только новейшие филологические труды, но и некоторые античные источники не были доступны лексикографам к началу XVI в. Например, словарь Гезихия, изданный Альдом Мануцием в 1514 г., по заверению самого Альда[180], сохранился в единственной рукописи, которая прежде не была известна[181]; другие важные лексикографические труды – Суда, «Etymologicum magnum», «Ономастикон» Поллукса – были изданы на рубеже веков, но все равно значительно позже первой публикации словаря Крастоне (Flamand 2005, 84–85). Важным этапом в развитии словника и словарных статей было включение слов и толкований из «Комментариев к греческому языку» (1529) Г. Бюде[182], формально не являвшихся словарем и имевших достаточно запутанную структуру[183].

Гесснер, в свою очередь, придумал дополнить словник по греческому толковому словарю Гуарино Фаворино (ок. 1450–1537)[184], изданному в Риме в 1523 г. (Phavorinus 1523)[185]. Однако подготовка переиздания Фаворино, которое вскоре действительно было напечатано в другой базельской типографии (Phavorinus 1538), не позволила издателю принять правку Гесснера полностью, а тем более отметить леммы и толкования, заимствованные у Фаворино: это означало бы нарушение издательской привилегии[186]. Дело в том, что Гесснер (как мне удалось установить на основании частичной коллации изданий словаря) цитировал текст Фаворино в греческом оригинале, не переводя на латынь, и часто помещал цитаты в начало словарных статей. Вальдер, не желая лишаться всех дополнений, нашел элегантный выход и назвал их источником «все, что оставалось полезного делу у Гезихия, Суды и прочих греческих схолиастов»[187], что в конечном счете недалеко от истины, поскольку словарь Фаворино и представлял собой компиляцию из этих трудов[188].

В том же 1537 г. в Базеле в издательстве Томаса Платтера (с которым Гесснер был знаком со школы) и Бальтазара Лазиуса вышло пособие по медицине – «Medicorum schola», или «Isagoge», – для которого Гесснер написал стихотворное предисловие, рассказывавшее о пользе книги:

Εἰ τίς ἰατρείας μέθοδον εἰδέναι θέλοι,

Τά τ’ ἀξιώματα πάντα, καὶ τέχνης ὕπερ,

Νόσων τε, φαρμάκων τε πανακέων ὅρους,

Καὶ συντόμους διαιρέσεις, καὶ σύνθεσιν

Γυίων βροτείων, ἄγε ποδώκης τὴν βίβλον

Τῆς εἰσαγωγῆς…[189]

Ямбические триметры Гесснера следовали за латинским предисловием Себастьяна Сингкелера и предваряли греческий текст, приписываемый Галену. Свои стихи Гесснер подписал Θρασύβουλος Γέσσνηρος, передавая по-гречески внутреннюю форму немецкого имени: Konrad (ср.-в. – нем. Kuonrât) < kühn ‘смелый’ (= θρασύς) и Rat ‘совет’ (= βουλή). В этом, очевидно, проявились как интерес к германской этимологии (затем воплотившийся в ряде трудов[190]), так и самоидентификация с греческой словесностью.

Еще одно греческое стихотворное предисловие Гесснера (Ἔνθα σοὶ ὦ Φιλίατρε πάϊς κειμήλια κεῖται Τέχνης παιονίης…[191]), подписанное тем же псевдонимом и снабженное вольным латинским переводом, было напечатано в 1537 г. на титульном листе брошюры, в которой основы медицины были представлены в виде таблиц («Universae medicinae compendium») (см. ил. 9). Таблицы, составленные также Гесснером (который, впрочем, назван не по имени, но описательно – «некий студент медицинской науки»[192]), опирались на ранее вышедший труд Леонарда Фукса (1501–1566)[193], одного из «отцов ботаники». Гесснер продолжал общение с ним многие годы спустя, однако их отношения были непростыми[194]. Примечательно, что уже в этой работе Гесснер проявил себя как организатор информации, представляющий в новой форме известное знание: в дальнейшем этот навык будет использован им в филологических и естественно-научных трудах и принесет большие плоды.

Преподавание греческого в Лозанне

Несмотря на неприятности, которые сопровождали издание словаря, работа над ним должна была принести его редактору первую известность в ученых кругах. В результате в конце лета того же 1537 г. Гесснер (по рекомендации Г. Буллингера и О. Микония) был приглашен на должность профессора греческого языка в только что учрежденную протестантскую академию в Лозанне[195]. Кроме грециста в Академию требовались два профессора богословия (для толкования соответственно Ветхого и Нового Завета) и профессор древнееврейского. Коллегами Гесснера стали Пьер Вире (1511–1571), друг и единомышленник Жана Кальвина, и Имбер Паколе, беженец из Франции, некоторое время до этого руководивший школой в Ниме (Gaufrès 1880, 10). Годы в Лозанне Гесснер позже вспоминал как счастливейшую пору («iucundissime vixi»): у него было время для научных занятий – не только кабинетных, но и ботанических экспедиций[196]; он получал хорошее жалованье, вдобавок бернские власти обеспечивали профессоров провизией и жильем; кроме того, в Лозанне Гесснер завел новых друзей среди коллег[197].

Сохранилось совсем немного сведений о конкретном содержании лекций Гесснера и о его учениках. Согласно регламенту академии 1547 г., в обязательную программу курса греческого в Лозанне входило чтение со студентами поэтов: Гомера, Софокла, Пиндара и Еврипида (см. Ford 1985, 307). При этом известно, что Гесснер на своих занятиях разбирал Аристотеля и «Theriaca» (поэму об укусах ядовитых животных и их лечении) Никандра из Колофона (II в. до н. э.) – неожиданный выбор, если учесть, что академия готовила будущих пасторов; впрочем, он красноречиво подтверждал стремление Гесснера продолжать занятия медициной. Однако языковая подготовка учеников была явно недостаточной, что не позволяло учителю вполне погрузиться в интересные для него темы: в письме Рудольфу Гвальтеру (24 июня 1539 г.) Гесснер жаловался на то, что ему много часов приходится тратить на объяснение элементарной грамматики: «Я куда несчастнее вас[198], ведь почти все время чахну за детскими уроками. Преподаю здесь греческий, прилагая немало трудов, а пользы от этого для меня самого или никакой, или совсем немного»[199].

Впрочем, тяготы преподавания не помешали Гесснеру подготовить целый ряд работ по ботанике и медицине, напечатанных в 1540–1542 гг. О том, что все эти книги связаны с лозаннским периодом, Гесснер сообщает в автобиблиографии[200]. Имеются в виду следующие работы (по