История войны 1814 года во Франции - Модест Иванович Богданович

представлялись королю Сенат, Законодательная палата (в другой раз) и другие государственные управления. Людовик, исключительно занятый весь день их приемом, не успел составить требуемой декларации и поручил это дело Г. Блака. В ночи с 20 на 21 апреля (с 2 на 3 мая) был изготовлен сей документ, преимущественно по идеям Витроля. Как Людовик желал вступить в Париж на следующий день, то, чтобы не нарушить его сна, декларация не была прочитана ему, а немедленно отправлена в королевскую типографию, напечатана и рассеяна во множестве экземпляров утром 3 мая н. ст.

В начале этого акта было сказано:

«Призванные любовью народа на престол наших предков и побуждаемые желанием положить предел бедствиям народа, которым предназначено управлять нам, мы обращаемся к обоюдному доверию, столь необходимому для нашего спокойствия и для общего блага.

Рассмотрев внимательно проект Конституции, предложенной Сенатом, в совещание его 6 апреля, мы пришли к убеждению, что основания сего проекта хороши, но что многие из заключающихся в нем положений, наскоро составленные, не могут в своем настоящем виде соделаться основными законами государства.

Намереваясь установить Конституцию на свободных началах и не имея возможности принять предложенную нам без исправлений, мы предполагаем собрать к 10 июня Сенат и Законодательную палату для обсуждения Конституции, составленной комиссией из среды их, на следующих основаниях.

Представительный образ правления, предоставление законодательной власти и права совещаний о всех государственных делах двум палатам: Сенату и Собранию депутатов от всех департаментов Франции; ответственность министров пред палатами; определение палатами налогов; ограждение личной свободы и неприкосновенности частных имуществ; признание свободы печати, с установлением мер, необходимых для общественного спокойствия; свобода вероисповеданий, обеспечение государственного долга; сохранение военных пенсий, чинов и титулов старого и нового дворянства, а также Почетного Легиона; одинаковый доступ всем французам ко всем военным и гражданским должностям» и проч.

В тот же день, 3 мая н. ст., Людовик XVIII вступил в Париж. Отправившись из Сент-Уэн в 11 часов утра, он ехал среди многочисленных сборищ народа, вышедших ему навстречу. В его коляске, запряженной восемью лошадьми, сидела рядом с ним герцогиня Ангулемская; против них – принцы Конде; по сторонам экипажа ехали верхом граф д’Артуа и герцог Берри; позади следовали маршалы; за ними – граф Дамас с конной национальной стражей и несколько рот пешей императорской гвардии. Парижане приветствовали короля с восторгом, герцогиню – с сочувствием, внушенным бедствиями царственной страдалицы10.

Переговоры о мире между Францией и союзными державами замедлились, потому что король, несмотря на Сент-Уэнскую декларацию, отлагал обнародование Конституции, а император Александр не хотел оставить недовершенным начатого им дела – возрождения Франции на новых основаниях, могших служить порукой ее внутреннего спокойствия и мира Европы.

Народ, не будучи посвящен в тайны великодушной политики российского монарха, но сознавая цель ее, отдавал должную дань высоким душевным качествам своего покровителя. С первого дня своего пребывания в Париже Александр покорил сердца французов. Когда он посетил в первый раз театр оперы, назначено было представлять пьесу «Triomphe de Trajan» («Траяново торжество»). Перед прибытием государя поднялся занавес. Актер, выйдя на сцену, сказал: «Нечаянная болезнь одного из главных артистов препятствует нам играть «Траяна», и мы просим вас взамен принять «Весталку». В ответ на эти слова раздались крики: «Не хотим «Весталки»! Давайте «Траяна!» Едва умолк шум, объявили публике, что «скромность императора Александра не позволяет ему принять манифестации, готовившейся ему в «Траяне». Послано донести Его Величеству о желании публики видеть эту оперу: ожидают его ответа». Чрез полчаса объявили, что «император соизволяет на перемену пьесы и удостоит театр своим присутствием». При появлении государя от шумного восторга зрителей, казалось, потряслось все здание театра, и эти изъявления были повторяемы весь вечер. Во время антрактов публика заставляла знаменитого актера Лаиса петь народную песню «Vive Henry IV !» Актер на голос этой песни пел следующий куплет, вскоре сделавшийся народным во Франции:

«Vive Alexandre!

Vive се roi des rois!

Sans rien prétendre,

Sans nous dicter des loix,

Ce prince auguste

À le triple renom

De héros, de juste,

De nous rendre un Bourbon! »

В продолжение представления оперы «Весталка», исполненного лучшими артистами, публика не пропускала ни одного слова, напоминавшего торжество, воздаваемое французами русскому монарху11.

Писатели, художники, знаменитейшие люди Франции наперерыв славили великодушного победителя. Все желали его видеть; живописцы и ваятели спешили изобразить лик монарха, благословенного Россией, торжествовавшей в лице его, Европой – им освобожденной, Францией – нашедшей в нем заступника. Только лишь эмигранты, руководимые мелочными своекорыстными целями, тяготились присутствием того, без чьего содействия пришлось бы им по-прежнему скитаться на чужбине. А между тем переворот, происшедший в Париже, имел последствием покорение всех крепостей, занятых французскими войсками. Гарнизон Сен-Дени сдался на капитуляцию в день вступления союзников в Париж12. Чрез несколько дней также сдались Компиень и Суассон. Комендант венсенского замка генерал Домениль, потерявший ногу в битве при Бородине, оборонялся долее, отвечая на требования союзников прислать ключи крепости: «Отдайте мне мою ногу; я отдам вам ключи, которые вы требуете». Прочие французские гарнизоны также покорились, частью будучи принуждены к тому оружием союзников, частью признав правительство Бурбонов. Долее всех держались генерал Лемарруа в Магдебурге и маршал Даву в Гамбурге[110].

Еще до прибытия короля в Париж французская армия, значительно ослабленная побегами, была размещена по кантонир-квартирам. Старая гвардия оставлена в Фонтенбло, Молодая – перешла в Орлеан; гвардейская кавалерия расположилась в Бурже (Bourges), Сомюре (Saumur) и Анжере (Angers); артиллерия в Вандоме (Vendôme); 6-й корпус Мармона в Руене; 7-й корпус маршала Удино и кавалерия Келлермана в Эвре (Evreux); 11-й корпус Макдональда и кавалерия Мильго в Шартре; 2-й корпус Жерара с кавалерией Сен-Жермена в Невере (Nevers). Поляки, остававшиеся во французской службе, по собственному их желанию13 были предоставлены в распоряжение императора Александра. Подобным же образом все кроаты были собраны в Дижоне и присоединились к австрийским войскам, а бельгийцам, собранным в Сен-Жермен (S-t. Germain), приказано явиться к принцу Оранскому. Генерал Мезон по-прежнему остался начальником войск во Фландрии. Даву, считавшийся упорным поборником империи, получил предписание сдать команду над вверенными ему войсками генералу

Жерару. Начальство над армией, возвращавшейся из Италии, оставлено генералу Гренье, а над войсками в Дофине – маршалу Ожеро; наконец, обе армии Сульта и Сюше поручены последнему. Вообще же при этих назначениях правительство старалось устранить приверженцев Наполеона и преимущественно руководилось недоверием к армии и всем военным, простиравшимся до того, что в день прибытия короля в Париж гвардейские