Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин

в глубокое оппозиционное подполье, а их доводы не имели под собой оснований. «Цель постановки вопроса апелляции, это услыхать от них признание своих ошибок, искреннее заявление о прекращении фракционной работы и т. д. Но вместо этого т. Самарец и Портной настаивают на том, чтобы мы зафиксировали, якобы их исключают из рядов партии за оппозиционные взгляды. Партия за оппозиционные взгляды из своих рядов не исключает, а принимает меры воспитательного характера». Их обоих исключили за действия, не за слова[925].

История Самарца и Портного несколько выделяется из общего ряда: оба они были военнослужащими, и здесь внутрипартийный конфликт явно накладывался на армейские порядки. Могла ли легально существовать политическая оппозиция внутри действующей армии? С одной стороны, даже в воинской части – и в пространстве, и во времени – были участки, где партийное стояло выше армейского: Ленинская площадка (позже – Ленинская комната или Ленинский уголок), где отменялись светские правила и действовали сакральные. С другой стороны, Красная армия, возглавляемая наркомом обороны, прославленным Климентом Ворошиловым, – это рабоче-крестьянская армия, то есть в государстве-партии она была партийным органом. Самарец сразу после исключения из партии в дивизии покинет вооруженные силы – не по политическим причинам, а просто в силу демобилизации: видимо, его не считали перспективным кадровым офицером. Но что должен был делать военнослужащий, обнаруживший себя оппозиционером, исключенным из ВКП(б)? В какой мере на него распространялись директивы партии, обязательные для него как коммуниста? Оппозиционные дела интеллигентного сына Радека и фабричного рабочего Алимова другие: они всегда могли стать просто обывателями. Правда, от этого они не переставали быть политизированными гражданами, но, во всяком случае, в партии-государстве 1927 года они имели право уйти на ступеньку вниз.

Однако в целом до начала кампании по коллективизации в 1929 году, через несколько лет после завершения Гражданской войны, вопрос о том, как соотносятся различные типы насилия, не был решен. Не было очевидно: применять ли «символическое» насилие, являющееся сутью партийной борьбы и практикуемое системой контрольных комиссий над оппозиционерами, «легитимное» насилие ГПУ над политическими преступниками или всегда доступное вооруженному коммунисту, например в армии, прямое «революционное» насилие по отношению к открытому врагу? У кого из упомянутых выше мужчин в 1927 году не было в доме огнестрельного оружия? Обыски ГПУ несколькими годами позже покажут: странно, если в столе у подследственного нет револьвера, причем часто незарегистрированного. Самарец и Портной не были зарублены товарищами кавалерийской шашкой, их всего лишь лишили партбилетов и посадили на гауптвахту за невытряхнутую пепельницу с окурками. Пока оппозиция – это неряхи и болтуны, они не нужны партии, и она вышвыривает их, если это целесообразно. Оппозиция – это еще не кулачество 1929 года, насилие к которому применимо по определению, оппозиция – не классовая прослойка, ее действия не мотивированы ее связями с буржуазией или с иностранными разведками. Это просто случайное меньшинство, отходы идеологического производства. Оппозиционеры не подлежали прямому насильственному истреблению, а если и требовалась их изоляция – то в основном политическая. Хотя бы потому, что их было немного.

Если поверить официальным сведениям, в Ленинграде дела оппозиции были не лучше, чем в Москве. По данным Ленинградского горкома, в первых числах декабря в собраниях в Ленинграде участвовало 57,3 тысячи коммунистов, из них за линию ЦК проголосовало 56,6 тысячи. За оппозицию проголосовало всего 562 члена партии – среди них, вероятно, и завербованные Глинским товарищи[926]. Неуспех оппозиции демонстрирует следующая таблица:

Таблица 2. Динамика голосования на самых крупных предприятиях Ленинграда (ноябрь 1927 года)

Источник: Скоркин К. В. Обречены проиграть (Власть и оппозиция 1922–1934). М.: ВивидАрт, 2011. С. 260.

Чтобы вникнуть в подноготную дискуссии в Ленинграде, остановимся на примере одной парторганизации – Коммунистического университета. Комвуз готовил не теоретиков, а людей широкой практической работы, умеющих связывать преподавание с революционной действительностью, будущих работников партийно-государственного и хозяйственного аппарата. В 1927 году партийная организация Комвуза насчитывала чуть меньше тысячи членов. Находясь в основном на трехлетнем обучении, студенческая масса делилась на «кружки». Кружок являлся партийной ячейкой, президиум кружка – низовым партийным органом, подотчетным бюро коллектива. Изучение протоколов заседаний как всей парторганизации, так и отдельных кружков дает богатый материал для исследования взаимоотношений между рядовыми партийцами на фоне протекающей дискуссии. Погружаясь в риторику спора, пытаясь осветить его изнутри, мы увидим не только сходство с ситуацией в Томске, но и важные отличия. Комвузовцы считались передовым эшелоном партийного молодняка. Они имели возможность общаться с вождями оппозиции, не испытывали недостатка в материалах, но их вождь, Нелогов, не имел того успеха, которым пользовался Кутузов в Томском технологическом институте.

Тезисы бюро коллектива Комвуза гласили, что с мая по октябрь 1927 года «общее состояние» коллектива можно было считать вполне здоровым. «Весною у нас в коллективе было 6 оппозиционно настроенных товарищей. Они ушли из коллектива в связи с выпуском 3‑го курса. За летнее время был обнаружен один скрытый оппозиционер – Белов (И. А.) – теперь уже губернской контрольной комиссией исключен из партии. <…> В начале учебных занятий в текущем году у нас отмечалось, что некоторые товарищи оппозиционеры <…> пытались вербовать себе сторонников среди членов нашего коллектива», но успеха не имели[927].

Политическая ситуация в партии регулярно обсуждалась на партсобраниях. Руководители университета делали определенные разъяснения и предупреждения. Так, на закрытом собрании коллектива ВКП(б) Комвуза от 19 мая 1927 года докладчик Антипов отметил, что на последнем пленуме ЦК «оппозиция выступила организованно <…> притом не только с речами, но и со своими резолюциями. Это говорит за то, что оппозиция намерена продолжать борьбу против линии партии». Во время прений с Антиповым особенно не спорили, за исключением замечания, что «не разобраться в том или в другом вопросе не значит быть в оппозиции. Поэтому, когда в Китайских событиях наступил крутой перелом, мы сразу не могли ориентироваться в сложной обстановке этих событий». Одобренная резолюция утверждала, что «последнее выступление представителя оппозиции, члена ЦК тов. Зиновьева с резкой критикой линии ЦК является неслыханным и недопустимым в большевистских рядах фактом нарушения партийной дисциплины»[928]. 8 сентября 1927 года коллектив Комвуза вернулся к обсуждению спора в верхах. Выражалась уверенность, что «вожди же оппозиции остались генералами без армии, которые с каждым днем <…> теряют наиболее лучших из числа своих сторонников, и что при дальнейших попытках нарушить единство партии фракционной работой ЦК и ЦКК, а также предстоящий XV съезд не остановятся перед самыми решительными мероприятиями»[929].

Осенью ситуация начала накаляться, градус риторики повышался. 1 октября 1927 года резолюция собрания коллектива ВКП(б) Комвуза констатировала, «что оппозиционные лидеры открыто встали на путь