Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1 - Игал Халфин

Очень скоро, однако, выявился ряд фактов, которые «целиком и полностью» доказывали неискренность заявления Нелогова. Оказалось, что он не только подписал платформу оппозиции, но и читал и прорабатывал ряд «не разрешенных к печатанию и распространению материалов», как то: платформа оппозиции к XV съезду, полученное по оппозиционной рассылке письмо члена ИККИ и ЦК Французской компартии Трэна, недавно примкнувшего к оппозиции. «Трэна мне прислали по почте на Университет, штамп местный», – говорил Нелогов. Письмо в бюро коллектива не сдал, а прочел со студентами Комвуза Витковским и Бухановым. «Документ полезен мне. Письма без постановления Бюро коллектива не сдам…»: статус «неразрешенного» оппозиционного материала был еще зыбок, «не сдать» крамольное письмо, оставаясь партийцем, было возможно – во всяком случае, преступлением не считалось.

Более серьезным нарушением были «личные» посещения штаба оппозиции в городе, квартиры Зиновьева на улице 11‑й роты (11‑я Красноармейская сегодня) и присутствие на собраниях с участием Радека и Преображенского. Ну а совсем уж непозволительным считалось появление 19 октября на собрании с участием Троцкого на проспекте 25‑го Октября (ранее и впоследствии – Невский проспект), дом 122. Доклад Троцкого на собрании был построен на критике Манифеста ЦИК СССР, принятого на юбилейной сессии ЦИК, посвященной 10-летию Октябрьской революции, где в триумфальном тоне подводились итоги прошедшего десятилетия. Собрание следовало всем правилам конспирации. Нелогов был чем-то вроде оппозиционного делегата, секретного «представительства от Комвуза». Это он «привлек» на собрание целую группу слушателей Комвуза: Витковского, Очнева, Домовца, Карманникова и других. «Предложение подписать Платформу было (сделано) всем присутствующим на собрании у Троцкого, —вспоминал Карманников. – Через несколько дней я ее подписал, т. е. написал заявление в ЦК ВКП(б) о том, что я разделяю платформу и прошу ее напечатать. Это заявление я передал Нелогову»[935].

Нелогов был взбудоражен, ходил по коридорам университета, «дискуссировал», на собрании кружка «ставил вопрос о необходимости открыть дискуссию до разрешенного ЦК срока», демонстрировал завещание Ленина. Неустанно повторял, что «партийная верхушка боится критики рядовых большевиков, боится за свое положение, т. к. верхи привыкли к кабинетам и портфелям и потому не допускают изменений в ВКП(б)»[936]. «Непосредственным поводом, послужившим вступить на путь фракционности, было отсутствие дискуссии по выдвигаемым вопросам оппозиции за 2–3 месяца до съезда», – оправдывался Нелогов. Должной возможности «выяснить взгляды» не было – вот он и пошел к Троцкому.

У Нелогова выясняли:

– Кто дал тебе адрес, где будет собрание оппозиционеров?

– О созываемом оппозиционерами собрании мне сообщили б[ес]/партийные (исключенные из ВКП(б). – И. Х.) оппозиционеры. <…>

– Звал ли ребят на фракционное собрание?

– Приглашение на собрания делал я, а мне сообщил Белов, исключенный из партии. <…> Говорил Пантюхину, что есть слухи о собрании и хочет ли он поехать. Он отказался. [Организатором сборов], распорядителем, не был. Я только направил ребят к «Пугалу» откуда обещал их провести к Троцкому. [Сообщить в бюро коллектива, что был на собрании, Нелогов] не мог, зная, что за это сейчас исключают из партии.

Ответчик оправдывался всевозможными способами: «В распространении листовок – участия не принимал, это делали другие наши оппозиционеры, и это есть элемент фракционности. Я от фракционной работы отказываюсь, но к Троцкому был вынужден пойти, так как ему не дают высказаться. <…> Секретные партийные документы по почте получал как оппозиционер. <…> Хождение к Троцкому есть, по-вашему, фракционная работа? Тогда вместе с вами буду его осуждать. Но ложь и клевету мы встретим борьбой, будем бороться до конца». Нелогов повторял изо дня в день, что «ЦК ведет преступную подготовку к XV съезду», проводил мысль, что меньшинство не всегда должно подчиняться большинству. Уверял, что такой момент уже наступил. О неподчинении меньшинства «есть у Ленина, который допускает эту возможность, когда линия большинства грозит делу революции, – говорил Нелогов. – На это есть исторические факты». Ленин сказал: «Вы решайте, а я пойду к матросам». Были у Нелогова и другие скандальные заявления, например: «ЦК есть вид союза бюрократического, чиновничьего с честными рабочими. Рабочие еще не разбираются и не осознали свое положение. Социальный базис правого фашистского крыла – это буржуазия и отсечение левых элементов из партии, ведет к скатыванию ЦК и перерастанию в буржуазию». Или: «Пребывание оппозиции в партии похоже на пребывание китайской компартии в Гоминдане». Или: «Разоблачение нелегальной типографии в Москве это подделка ЦК; факт с врангельским офицером – подлог Сталина».

Главным грехом Нелогова, однако, была «открытая вербовка в Университете товарищей на сторону оппозиции, с применением при этом недопустимых методов». (Напомним, формально агитация за оппозиционные платформы не запрещалась, под партийным запретом были лишь способы такой агитации, в которые включались любые не одобряемые ЦК публичные формы действия с неодобренными «материалами», а также тайные встречи – все, что можно было отнести к «фракционности».) На закрытом собрание 7‑го парткружка коллектива ЛКУ 22 октября 1927 года зачитывались говорящие об этом заявления членов ВКП(б) Дремчука, Буханова, Куколева и Медведева.

Поведение Нелогова в октябре, – писал Андрей Авдеевич Дремчук в бюро парткружка, – убедило меня в том, что данное Нелоговым обещание не вести фракционной работы было только дипломатическим ходом, долженствующим прикрыть действительный переход тов. Нелогова на путь фракционной борьбы.

1. В воскресенье 16 октября вечером в 63‑й комнате 1‑го общежития товарищи Нелогов и Витковский в присутствии тов. Буханова читали письмо Трэна в ИККИ, не опубликованного ни в какой партийной печати.

2. с 18‑го на 19 октября часа в три ночи или около трех ночи, когда тов. Буханов, живущий с нами в комнате, принимавший участие в споре, уснул, тов. Нелогов «по секрету», с необыкновенными предупреждениями, и просьбами не доводить разговор до сведения партии, рассказал мне следующее:

На мое предположение, что ты, наверно, состоишь во фракционной связи и ведешь фракционную работу, тов. Нелогов ответил, «да, состою во фракционных связях и веду фракционную работу, и довольно большую. За последние дни я довольно много находился в обществе ленинградских оппозиционеров. Имел возможность беседовать с тов. Троцким и Зиновьевым, сопровождал их на автомобиле с группой других оппозиционеров». На вопрос, намерен ли продолжать этот фракционный путь, тов. Нелогов ответил: «Да буду бороться всеми силами и средствами, пока наши идеи не восторжествуют. Пребывание мое в окружении оппозиционеров, поездки с товарищами Троцким и Зиновьевым меня окончательно убедили в правильности нашего пути». В конце разговора Нелогов еще раз просил этот разговор скрыть, высказав между прочим опасение, что его участие в числе сопровождавших товарищей Троцкого и Зиновьева может быть установлено через кинофильму, которая, возможно, засняла его во время одной из остановок, когда выходили из