Читаем вместе с Толстым. Пушкин. Платон. Гоголь. Тютчев. Ла-Боэти. Монтень. Владимир Соловьев. Достоевский - Виталий Борисович Ремизов

статьях и трактатах. Незадолго до смерти, размышляя о войне, прогрессе, конце всемирной истории, пребывая в состоянии духовного напряжения, он создаст пародийный образ толстовца, но и в этом случае избежал прямого употребления имени Толстого. В его предсмертном произведении «Три разговора» выразителем идеи непротивления злу насилием стал князь, образ, бесспорно, собирательный.

Биограф философа, его племянник С. М. Соловьев, утверждал, что Вл. Соловьев «отрицал Толстого не только как мыслителя, что часто бывает, но, что бывает весьма редко, и как художника»[247]. Замечание спорное, ибо многочисленные отклики мыслителя о художественных произведениях Толстого свидетельствовали об обратном. Вот только один из примеров, взятый из первой речи в память Достоевского:

«Что же касается до Л. Толстого, то все его произведения отличаются не столько широтой типов (ни один из его героев не стал нарицательным именем), сколько мастерством в детальной живописи, ярким изображением всяческих подробностей в жизни человека и природы, главная же его сила — в тончайшем воспроизведении механизма душевных явлений»[248] (курсив Соловьева. — В.Р.).

Да, разногласий между Толстым и Соловьевым было немало, но было и другое. Здесь уместно вспомнить одну из постоянно звучащих в дневниках и письмах Толстого мыслей — «крайности сходятся».

Взаимопритяжение было сильнее взаимоотталкивания, даже тогда, когда, казалось бы, на первый план выходило явное несогласие.

Многое из того, что было дорого в религии Соловьеву, отвергалось Толстым — последний не принимал догмата Троицы, отрицал богочеловеческую сущность Христа, его мессианизм, саму идею воскрешения во плоти, целиком институт церкви, государство как таковое.

В полемике каждый из современников умел отстаивать свою позицию, но это не мешало им оставаться искренними и дружески настроенными по отношению друг к другу. Более того, оба искали точек соприкосновения в своих взглядах на жизнь. Они были едины в протесте против казни народовольцев и призывали Александра III помиловать убийц, выступали против преследования евреев, ибо считали нехристианским делом возвышение одного народа над другим. Близки они в критике современных церковных устоев, неприятии авторитарного государства.

Три философа: Н. Федоров, В. Соловьев, Л. Толстой. 1903 г. Художник Б. Пастернак

В 80-е гг. XIX века, когда вновь с необычайной остротой встал вопрос о своеобразии развития России, Толстой и Соловьев, при всем различии их позиций, оказались рядом в главном — в понимании важности соединения национальной самобытности с вселенскими христианскими идеалами добра и справедливости.

Оба признавали нравственность первоосновой сущего. Следуя кантианской этике, воспринимали жизнь как нравственный миропорядок.

«…Без этого условия, — писал Соловьев Толстому, — самые высокие и глубокие вещи не только теряют свое достоинство и свою благотворность, но могут превращаться в самые ужасные мерзости. Это убеждение, — признавался он, — сближает меня с Вами в существе дела, помимо всяких христианских чувств»[249]. И Толстой отвечал Соловьеву: «Ваше дружеское, хорошее письмо очень обрадовало, дорогой Владимир Сергеевич. Уверен, что разногласия между нами не будет. А если бы случилось, то давайте вместе стараться, чтобы его не было, и для этого работать, не убеждая другого, а проверяя себя <…> И мне с вами легко, потому что я вполне верю в вашу искренность» (67, 271–272).

Эта переписка относится к 1894 г., когда основные идеи обоих мыслителей сложились в определенную систему взглядов и были выражены в ряде философских и религиозных произведений. Расхождения по тем или иным вопросам оказались значительными, а личные отношения, как видим, не потеряли своей трогательности и теплоты. Здесь уместно напомнить слова Толстого из «Соединения и перевода четырех евангелий». Комментируя притчу об искушении дьяволом Христа в пустыне, он, в отличие от Достоевского и Соловьева, всецело отдавшим первенство Христу, полагал иначе:

«Церковные толкования любят представлять это место как победу Иисуса над диаволом. <…> Победы нет ни с той, ни с другой стороны; есть только выражение двух противоположных друг другу основ жизни. <…> Оба хода рассуждения поразительны тем, что философские системы, системы морали, религиозные секты, различные направления жизни в тот или другой исторический период имеют в основе только различные стороны обоих этих рассуждений» (24, 80–81).

Придерживаясь разных убеждений, Толстой и Соловьев не превращали своих разногласий в «базар крикливый Бога» (А. Фет). Много резких взаимооценок содержится в их письмах, дневниковых записях Толстого, воспоминаниях современников. Но, понимая всю ответственность перед нацией и человечеством, они были предельно сдержанны в тех суждениях друг о друге, которые выносили на суд поколений. Давала о себе знать культура общения, понимание недопустимости перейти границу запретного и оказаться «по ту сторону добра и зла».

Есть и другая причина (более весомая), предопределившая характер их взаимоотношений.

С первого знакомства в 1875 г. и до последних дней жизни не только не ослабевал, но и возрастал их интерес друг к другу. У Соловьева это проявилось в предсмертной работе «Три разговора». У Толстого — в постоянном обращении к сочинениям Соловьева.

Так, в книге В. Ф. Булгакова «Л. Н. Толстой в последний год его жизни» обращает на себя внимание запись от 5 октября:

«Коснувшись отношений Розанова и Бердяева к Соловьеву», Л. Н. далее сообщил, что «в энциклопедическом словаре читал недавно статью Соловьева по религиозному вопросу и статья ему не понравилась»[250].

И 24 октября 1910 г. в разговоре с болгарином Гастевым Толстой вновь неодобрительно высказался о Соловьеве:

«Самые наивные атеисты, материалисты мне несравненно ближе, чем эти Соловьевы»[251].

Но, уйдя из Ясной Поляны, 30 октября в шамординской гостинице он, читая сборник «Социальное значение религиозной личности», особо отметил в нем статьи Герцена, Соловьева, Спенсера о социализме, прибавив при этом: «О социализме там хорошо»[252].

Лучшие же свидетельства особого интереса Толстого к идеям гениального современника — пометки писателя на страницах его сочинений, хранящихся в яснополянской библиотеке. Он читал их в разные периоды жизни. Далеко не все может быть достоверно определено с точки зрения хронологии. Здесь еще предстоит большая работа. Но пометок много, и они свидетельство серьезного отношения Толстого к произведениям философа. Из того, что удалось выявить, мы имеем около 70 пометок. Из них «История и будущность теократии» содержит 23 пометки, «Нравственная организация человечества» — 24, «Кризис западной философии» — 4, «Религиозные основы жизни» — 5, «Смысл любви» — 3, статья о Канте в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона — 9. Всего — 69. Немало! Есть поле для научных раздумий. В настоящей работе далеко не все пометки Толстого стали предметом анализа.

Характер пометок самый разнообразный. В одних случаях Толстой отчеркивает абзацы или целые страницы, в других — выделяет те или иные тезисы, подчеркивая их, в третьих