Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

были продолжаться. Но методы политической борьбы, использованные членами руководства КПСС в деле Берии, показывали, что тоталитарный режим сохранялся. 23 декабря Берия был приговорен к расстрелу вместе с группой своих бывших подчиненных и казнен. Расправа над руководителем органов «безопасности» повлекла за собой процессы над организаторами некоторых «дел» позднесталинского периода. В частности, был расстрелян бывший министр госбезопасности Абакумов.

Берия пал жертвой политической паранойи, но и у параноиков тоже есть враги. Члены коллективного руководства привыкли жить в ситуации, когда тебя завтра могут снять с должности и вскоре арестовать. Это был сильнейший стресс, который провоцировал устойчивые фобии. Им казалось, что пока «органы» подчинены одному из них, претенденту на лидерство – их жизнь под угрозой. Для преодоления этой фобии достаточно было просто снять Берию с должности, но им казалось, что он уже расставил везде своих людей и, продолжая оставаться на свободе, может взять реванш. А этого реванша они тоже смертельно боялись. В итоге они продлили тоталитарную эпоху, сохраняя правило, при котором проигравший уничтожается. Вероятно, они искренне считали, что наносят превентивный удар, но доступные нам источники свидетельствуют в пользу того, что Берия как раз не собирался репрессировать своих коллег, по крайней мере на этом этапе политического развития. Они были нужны ему для управления страной, у него пока не было им замены. Берия надеялся, что и к нему также относятся. В дальнейшем начатые им процессы реабилитации бросили бы тень на всех членов руководства, причастных к репрессиям, но ведь и у Берия было рыло в пуху. Так что в случае выдвижения Берии на ту роль, которую затем играл Хрущев, устранение оппонентов могло вестись политическими, а не репрессивными методами, как это и было после 1954 года.

Берия был сначала демонизирован, а полвека спустя державные публицисты стали делать из него идеал своего представления об оптимальном государственном деятеле, прагматичном антикоммунистическом державнике. Но то, что известно о нем из источников, не подтверждает, что Берия отказался бы от коммунистического режима. «Альтернатива Берии» является тактической, а не принципиальной.

«Дело Берии» стало последним актом внутренней борьбы в КПСС, который привел к казни высшего руководителя партии. В дальнейшем из чувства самосохранения партийные лидеры стали отходить от террористических методов политической борьбы. И это станет большим личным везением для Молотова, когда настанет время его новой опалы.

3. Ветеран большевизма и «саврас без узды»

В результате расправы над Берией вес Хрущева в руководстве вырос. Да и риторика, в которую она облекалась, требовала усиления роли партийных структур, которые Берия якобы хотел поставить под контроль МВД. Эти факторы привели к учреждению поста первого секретаря ЦК КПСС – прежде всего как руководителя секретариата и ведущего заседаний Президиума ЦК. Впрочем, не место красит человека, а человек место – Хрущев уже и так руководил секретариатом, речь шла о закреплении за ним этой сферы. Каганович вспоминал: «Во время сентябрьского пленума ЦК в перерыве между заседаниями пленума в комнате отдыха, где обычно происходил обмен мнениями членов Президиума по тем или иным вопросам, Маленков неожиданно для всех сказал: „Я предлагаю избрать на этом пленуме Хрущева Первым секретарем ЦК“. Я говорю „неожиданно“, потому что о постановке такого важного вопроса обычно предварительно осведомляли. Когда я потом спросил Маленкова, почему он не сказал никому об этом предложении, он мне сказал: перед самым открытием пленума ЦК к нему подошел Булганин и настойчиво предложил ему внести на пленуме предложение об избрании Хрущева Первым секретарем ЦК.

„Иначе, – сказал Булганин, – я сам внесу это предложение“. „Подумав, что Булганин тут действует не в одиночку, я, – сказал Маленков, – решился внести это предложение“. На совещании Булганин первый с энтузиазмом воскликнул: „Давайте решать!“ Остальные сдержанно согласились и не потому, конечно, что, как нынче могут сказать, мол, боялись возразить, а просто потому, что если выбирать Первого секретаря, то тогда другой кандидатуры не было – так сложилось»[1248]. Давление Хрущева на коллег и их согласие с введением для него такого поста понятно – у всех членов Президиума ЦК есть понятные посты, а Хрущев ведет работу с неопределенными полномочиями. Но, получив 7 сентября пост, похожий на сталинский, Хрущев продолжил борьбу за лидерство в Президиуме, столь эффектно начатую уничтожением Берии.

Никита Сергеевич Хрущев. 1950-е. [Из открытых источников]

В свою очередь, Молотов не упускал возможности подчеркнуть свой статус хранителя большевистской традиции, который может властно вмешаться в вопросы, далекие от внешней политики. 16 июля 1953 года на заседании Президиума ЦК Молотов раскритиковал «Литературную газету», опубликовавшую отчет о дискуссии по вопросам изучения творчества Маяковского. Молотов негодовал, что в отчете была поддержана точка зрения, будто «Маяковскому в его юные годы партийная работа якобы мешала заниматься творчеством». Речь шла о выступлении критика В. Друзина, опубликованном в «Литературке» 22 января 1953 года. Главный редактор «Литературной газеты» К. Симонов был шокирован критикой Молотова и 17 июля написал ему письмо, в котором уверял, что Вячеслав Михайлович стал жертвой недоразумения. Дело в том, что в своем выступлении Друзин критиковал редакционную статью «Комсомольской правды», в которой в свою очередь критиковался участник обсуждения творчества Маяковского В. Новиков, писавший об отрицательном влиянии на поэта футуристов и осуждавший его отход от партии. Впрочем, и «Комсомольская правда» не позволила себе ничего особенно крамольного, а лишь напомнила В. Новикову, что Маяковский отошел от партии до встречи с футуристами. А Друзин настаивал, что стремление Маяковского создавать революционное искусство не оправдывает его отход от партии: «Не следует замалчивать те осложнения, которые возникли вследствие его вступления в группу футуристов». «Литературная газета» осудила неверную позицию «Комсомольской правды», «бравшей под защиту отход юного Маяковского от партийной работы»[1249].

Объяснив адресату обстоятельства всей этой «критики критической критики», Симонов давал понять уважаемому партийно-государственному деятелю, что он немного запутался в спорах литературных критиков, и ему следовало перенаправить свой гнев с «Литературки» на «Комсомолку». На всякий случай, Симонов признал, что в работе «Литературной газеты» есть недостатки, такие как публикация «националистического стихотворения И. Бехера», за что Симонову уже досталось во время «борьбы с сионизмом». Однако в случае с полемикой вокруг биографии Маяковского Симонов считает себя как редактора невиновным: «Но я не хочу в Ваших глазах, в глазах Президиума ЦК КПСС быть виноватым в том, в чем я не виноват. Никогда ни как писатель, ни как критик, ни как редактор я не стоял на гнилых и глубоко чуждых мне позициях противопоставления партийной работы