Моя полосатая жизнь: Рассказы оголтелой оптимистки - Нина Витальевна Зверева

несколько минут перед дверями гостиной, взаимно упрашивая друг друга пройти вперед». Но мама с папой действительно оба получали радость от возможности и желания уступить другому. «Ты и сам получаешь удовольствие, и человеку легко», – говорила мама.

Кто-то, возможно, скажет: «Это же значит поступаться своими принципами!» Я не согласна. Принцип – это что-то неизменное, а ум – это умение скорректировать мнение в зависимости от обстоятельств, новой информации. Ум – это реакция.

Одна из моих любимых фотографий с родителями. Маме здесь 90 лет

И это совершенно не про то, что все время нужно делать так, как хочет другой, забывать про свои желания. Когда ты уступаешь, другой человек зеркально тоже начинает так делать, и ты потом получаешь от этого радость.

Я тоже много уступаю. Очень! «Как ты хочешь? Ну давай так и сделаем». А как еще, когда живешь вдвоем? Это же непрерывный быт, по ерунде же сталкиваешься. Чай ты хочешь или кофе? Сейчас гулять пойдем или потом? Сделай, как хочет другой человек. И потом он поступит зеркально.

Пятое правило:

«Доверяй»

Доверять – это абсолютный принцип, особенно своему ребенку. У мамы есть прекрасная книга «Истории из моей жизни», которую мы издали к ее 75-летию. Первая история – из детства, которая повлияла на нее в будущем, как на учителя. Однажды ее, маленькую девочку, послали в магазин с довольно крупной купюрой, и после покупки она получила сдачу – тоже внушительную сумму. Но дома сдачи почему-то не оказалось.

– Ну ладно, потратила и потратила, – сказали родители.

– Я не потратила, я принесла!

– Такое бывает! Не хочешь говорить, не надо.

– Я принесла!

Родители еще раз все проверили, деньги не обнаружили и подвели итог:

– Ну, не надо врать.

Для нее это был ужас, просто кошмар! Ту сдачу – три рубля – нашли через несколько дней. И у моего деда хватило ума и мудрости повиниться перед ребенком, попросить прощения. А мама, сжав зубы, дала себе клятву, что она будет доверять. Доверять слову ребенка.

Мне очень повезло. У меня интересовались, как я думаю, чего хочу, почему я поступила так или иначе. Мне полностью доверяли, я могла маме рассказать все, и плохое в том числе. Однажды на скучном уроке пения я сотворила страшное – перышком накарябала что-то на пианино. Помню тот дикий ужас (мне кажется, никогда потом подобного не испытывала), когда увидела, что учительница заметила. Она сообщила директору, директор – маме. Я была уверена – все пропало, ничего нельзя исправить! Мне и в голову не приходило, что можно покрасить или покрыть лаком. Я ужасно переживала, что испортила большую дорогую вещь, написав перышком свое имя, что ли, я даже не помню. Но я помню мамину реакцию:

– Как это произошло?

– Мне было очень скучно. Я не помню, как я это все написала…

– Я все поняла. Бывает.

И пошла к директору. В тот момент я почувствовала, что у меня дома такой тыл, что я могу рассказать все что угодно! Любой, даже плохой, поступок будет принят.

Как мама поступала, когда она доверяла, но ее доверие было обмануто? Такое бывало с учениками иногда, но сделать это можно было лишь раз. Давайте я расскажу гениальную педагогическую историю.

Я училась в классе, где классным руководителем была мама. И у нас был парень Сережа по прозвищу Синус. Очень хороший, но неуемный, любил обращать на себя внимание, быть заметным. Иногда это переходило все границы. Каждую весну и осень мы классом путешествовали, потому что мама считала, что это лучший способ понять и узнать друг друга. И в одной поездке, когда мы ехали куда-то в поезде, Сережа на спор сорвал стоп-кран. У мамы как у классного руководителя были неприятности, пришлось объясняться с машинистом.

Когда мы заканчивали учебу, она должна была написать характеристики. Шел классный час, у нас было какое-то задание, а она писала за учительским столом характеристики для мальчиков (они были нужны им для военкомата). В основном это были типовые характеристики с какими-то плюсами и минусами, мама каждому давала прочитать свою. И вот она кладет характеристику на стол Синусу. А в ней написано, что он невыносим в общении с людьми, что у него стоп-кран сорван и в душе, что ведет он себя плохо, хотя этого не хочет, что он ранимый и на самом деле хороший, но боится это показать. Это был листок, написанный от руки, а в конце приписка – «Характеристика дана НЕ для представления в военкомат».

И с этого дня наш Синус очень изменился. Мама поняла, что характеристика в военкомат – для нее шанс сказать ему правду. Я считаю, что это была гениальная идея.

Как классный руководитель, она делала очень многое. Наш класс и Высоцкого видел, и на лыжах ходил, и устраивал «Наши субботы», которые придумала мама. Она решила, что в классе физматшколы неправильная пропорция «умников» и «неумников», потому что уровень учеников оценивали по физике и математике, с чем она была не согласна. Кстати, об этом говорит и мой любимый спикер TED (популярный формат публичных выступлений, неформальный монолог на серьезные темы) Кен Робинсон в своем выступлении «Школа убивает творчество». Моя мама, будучи основателем физматлицея и преподавателем физики, организовала проект «Наши субботы», где каждый человек из класса мог выступить со своим талантом. И вдруг оказалось, что Сашка Дроздов, например, у которого по физике и математике были тройки, великолепно играет на гитаре, а Юра Тищенко хорошо разбирается в художниках.

У каждого был шанс! Мама помогала подготовиться к выступлению, мы слушали, задавали вопросы, а потом были танцы. Встречались в школе каждую субботу два года подряд! Мама тратила на это много сил, никто за это не платил. Вообще, в семье всегда зарабатывал папа, а мамина учительская работа приносила очень маленький доход.

Поразительно, но однажды на ее юбилей – 80 или 90 лет, уже не помню – пришло по 8–10 человек из каждого класса в параллели! В мужской гимназии, где она начинала карьеру учителя, вообще все мальчишки были в нее влюблены! Конечно, им было по 17–18, ей 25. Через много-много лет один из этих ребят рассказал, как он вдвоем с каким-то конкурентом провожал ее до дома, она замерзла, и он дал ей свой шарф. Она замотала шею, шарф пропах ее духами, и потом он тот шарф никогда не надевал, только нюхал запах духов. Ей было за 60, когда этот уже совсем взрослый Женя поделился воспоминанием.

Она умела из всех неприятностей выходить молодцом, как-то могла договариваться. Труднее всего ей было с родителями. С детьми или с посторонними людьми она ладила, а с родителями – нет, потому что ей не нравилось, как они говорили о своих детях или как общались с ними, но она ничего не могла с этим сделать. Что-то удавалось, конечно, например, одного ученика она просто отправила от довольно авторитарных родителей в московский физтех. Он побеждал в разных олимпиадах, и она добилась, чтобы он продолжил учиться в Москве. Родители были в ужасе, единственный сын – и уехал. А он был счастлив, потому что дома он бы не стал тем, кем стал в итоге.

В нашем классе было человек десять олимпиадников, было много поступивших в московский физтех. Мы с мамой как-то подсчитывали докторов наук, профессоров и академиков из всех ее классов и сбились со счета. Она преподавала физику гениально, учитывая, что не очень ее любила. На самом деле она, конечно, преподавала