Мой случайный муж - Анастасия Градцева

Что ж. Теперь чучело — это я.

Я устало оглядываю результат своих трудов.

Плохо… Я вытерла лужу и выкинула осколки (чуть не порезалась), но чище не стало. Даже как будто еще грязнее.

А я так старалась!

Глаза начинает щипать от бессильных слез, я шмыгаю носом, вытираю их ладонью и вдруг слышу шум со двора.

Уже вернулся?! Сколько же времени прошло?!

Панически оглядываю кухню, на которой пока и следа завтрака нет, и выбегаю на крыльцо.

— Мне надо еще двадцать минут! — кричу я, но тут эта адская собака заливается таким громким лаем, что у меня едва сердце не останавливается.

— Тихо! — осаживает его мужик. Смотрит на меня внимательно и кивает: — Хорошо. Через двадцать минут приду. Джек, пошли до ручья прогуляемся.

Я влетаю обратно в дом и мечусь по кухне, лихорадочно соображая, что делать. Так, холодильник нашла. Яйца вот. Плитка в шкафу. Достать, включить.

Что еще?

Ага, сковородка.

Она обнаруживается в нижнем ящике, и я с трудом (тяжелая, зараза!) ставлю ее на эту плитку. Что дальше? Просто разбивать туда яйца?

Первое яйцо трескается прямо у меня в пальцах и вытекает на пол. Я матерюсь, выбрасываю скорлупу, вытираю руки и пытаюсь снова.

На этот раз яйцо оказывается в сковороде, что плюс, но вместе со скорлупой, это минус.

— Ничего. Сойдет и так, — бормочу я и беру из упаковки следующее.

Скорлупа не ядовитая, вытащит потом, если захочет.

И вообще в ней вроде кальций содержится, так что считай и витаминная добавка сразу.

На десятом яйце в сковородке заканчивается место.

— Отлично, я вроде справилась, — с облегчением выдыхаю я, но тут замечаю, что яичница почему-то чернеет и неприятно воняет, как будто горит. Блин, уже готова что ли? Но нет, выглядит сырой. Но по краям все черное.

И дым идет.

И, конечно, именно в этот момент в дом заходит мужик.

— Все готово?

— Да! — торопливо выпаливаю я, хватаю сковородку за ручку, но она оказывается горячей.

Я вскрикиваю, роняю сковородку обратно, делаю шаг назад и врезаюсь в ведро, которое не успела убрать.

Грязная вода с шумом выплескивается, заливая пол.

Я панически оглядываюсь на мужика, но он ничего не говорит. Молча оглядывает разгромленную кухню и проходит к сковородке.

— Это завтрак?

— Завтрак.

Яичница выглядит отвратительно: пригоревшая, с мерзким запахом и неаппетитными кусками скорлупы.

Я пыталась! Я правда пыталась!

От стыда и неловкости горит лицо, а к глазам подступают слезы.

— Мда… Я смотрю, ты совсем беспомощная, — безжалостно говорит он, и это становится последней каплей.

Я всхлипываю, закрываю лицо руками и выбегаю из дома.

Глава 9

Слёзы бегут по лицу — злые, горячие. Горло так сжимается, что больно. И в груди больно.

Везде.

Так плохо мне не было никогда, даже когда меня бросил Яр.

Даже когда выяснилось, что он изменил мне с моей собственной сестрой.

Даже когда родители выгнали меня из дома.

Тогда я хотя бы не ощущала себя абсолютным ничтожеством.

А сейчас — ощущаю.

— Что ты на меня уставился?! — истерично ору я, когда вижу немигающий взгляд собаки, поднявшей голову. — Тоже думаешь, что я беспомощная?!

Он издаёт предупреждающий низкий рык, но мне всё равно.

— А я не беспомощная! Ясно тебе, тупая псина?! У меня степень MБA! И похер, что я не умею жарить эти сраные яйца! Я не обязана! Я много что умею вообще-то!

Мой взгляд падает на кучу дров у забора. Рядом — огромный пень, на котором лежит топор.

Кажется, у меня в голове случается какое-то затмение, потому что уже в следующую секунду я пристраиваю на этот пень деревяшку из кучи и беру обеими руками топор. Он такой тяжёлый, что у меня на мгновение перехватывает дух.

Хлопает дверь.

— Что ты делаешь, дура?! — раздаётся резкий окрик. — А ну, положи на место!

Но вместо ответа я замахиваюсь топором и со всей силы опускаю его на деревяшку.

Удар неприятно отдаётся в запястья и локти, а лезвие застревает в дереве.

— Принцесса…

— Да пошел ты! — истерично ору я, всё ещё крепко держась за рукоятку топора.

Вдруг вспоминаю, как он вчера рубил дрова — приподнимал деревяшку вместе с засаженным в неё лезвием, ударяя об пень. Повторяю это раза три, с каждым ударом топор всё сильнее прорубает дерево, и в какой-то момент деревяшка разлетается пополам.

Это я её разрубила.

Я!

Сама.

Офигеть!

Из моей груди вырывается какой-то дикий, почти воинственный клич.

— Видишь?! — кричу я и оборачиваюсь к мужику. — Видишь?! Я не беспомощная!

— Вижу, — покладисто говорит он и делает шаг ко мне. — Прекрасно вижу. Только убери, пожалуйста, топор.

— Я не беспомощная, я умею рубить дрова! Понял?! Сейчас ещё раз покажу!

Я опускаю тяжеленный топор на землю, но, вместо того чтобы взять следующую деревяшку, подбираю те две половинки, которые расколола я. Заворожённо провожу пальцем по свежей волокнистой структуре дерева.

И вдруг ахаю.

Резкая боль обжигает подушечку пальца.

— Что случилось? — Мужик оказывается рядом со мной так быстро, что я даже не успеваю ничего понять. — Поранилась?

— Больно. Как будто укусил кто-то.

— Дай посмотрю.

Он крепко перехватывает мое запястье, поднимает его к своему лицу и внимательно рассматривает повреждения. Его ладонь такая горячая, что обжигает кожу.

— Это заноза, принцесса. Если в следующий раз снова захочешь колоть дрова — делай это лучше в перчатках.

— Заноза? О господи. — Меня аж передёргивает. — Звучит жутко.

Я, скосив глаза, рассматриваю покрасневший палец, который слабо пульсирует от боли. Там виднеется зловещая тёмная полоска.

— Жутко? —