Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

несколько дней в конце июня в казармах Диарбекира, отмечает, что д-р Решид, которого он сравнивает с «гиеной», «убивал, нисколько не рискуя собственной жизнью», и что начальник жандармерии Мехмед Асим-бей предложил ему две фотографии, отображавшие композицию, которую он «полностью соорудил из едва замаскированных охотничьих ружей» с единственной целью «поразить общественность» и убедить ее, что русские еще задолго до начала войны обеспечили «армян, халдеев и несториан Ванской, Битлисской, Диарбекирской и Урфской провинций значительным количеством оружия и боеприпасов»[2099]. Этот документально подтвержденный, вероятно не единственный, пример дает нам представление о методах пропаганды, которые использовали младотурки при совершении своих преступлений.

Другое поле смерти находилось на востоке в Бигутланском ущелье между деревнями Шейтан Дереси и Кайнаг. На этом контролируемом курдским племенем тиркан участке предположительно нашли смерть восемьдесят тысяч депортированных[2100]. К сожалению, нам неизвестно, были ли это армяне из других вилайетов или христиане из северных каз Диарбекира. Вторая гипотеза выглядит белее вероятной.

Большинство депортированных погибали задолго до прибытия в место своей официальной депортации. Некоторые из многочисленных документов, касающихся пустынь Сирии и Месопотамии, куда в первую очередь сослали несколько сотен тысяч депортированных из западной части Малой Азии, свидетельствуют, что осенью 1915 г.[2101] в Ракке были зарегистрированы восемь женщин из Диарбекира, в Алеппо был зарегистрирован 12-летний ребенок из этой провинции[2102], и в конце августа 1915 г. до Дер-Зора добрались несколько женщин и маленьких девочек[2103]. Согласно местному источнику, к маю 1916 г. в Дер-Зор прибыли двенадцать тысяч депортированных из Диарбекирского вилайета[2104]. С прибывшими в Рас-аль-Айн расправились черкесы этого городка, которые затем сплели из волос убитых ими молодых женщин веревку длиной двадцать пять ярдов и послали ее в качестве подарка своему командиру с Кавказа депутату парламента Пиринджи-заде Фейзи[2105].

Из Диарбекира были также депортированы несколько сотен сирийцев, как православных, так и католиков, вместе со всеми священниками из обеих конфессий. По свидетельству отца Жака Реторе, более трехсот армянских семей и несколько сирийских католических семей в городе обратили в ислам. Муфтий Ибрагим, вероятно, заработал целое состояние на свидетельствах об обращении в ислам, которые он продавал за существенное вознаграждение. Через несколько недель этих вновь обращенных мусульман все-таки депортировали вместе с их соотечественниками, судьбу которых они разделили[2106]. Нескольким мастеровым, согласившимся принять мусульманскую веру, разрешили остаться в Диарбекире и некоторых окрестных селах[2107].

Около четырехсот детей от одного до трех лет собрали в одном месте и сначала поместили в разные учреждения, в частности в бывшую протестантскую школу. Но, вероятно, первоначальные намерения воспитать этих детей по канонам Иттихада оказались недолговечными. Осенью их депортировали в двух конвоях. Тех, что были в первом, сбросили со старого моста через Тигр на выходе из Диарбекира. Детей из второго конвоя отправили в Карабаш, что в одном часе пути от города, где их разрезали на куски и скормили окрестным собакам[2108].

Когда Р. де Ногалес в двадцатых числах июня прибыл в Диарбекир, базар обезлюдел, а шелкоткацкие мастерские и ковровые лавки закрылись. Экономическая жизнь столицы провинции была парализована из-за отсутствия рабочих[2109]. Уже началось разграбление армянского имущества, организованное специальным комитетом под руководством вали. В него входили: Неби-заде Хаджи Саид, Мосули Мехмед, бывший шеф полиции Харпутли Гусейн, делегат КЕП в Диарбекире Джирджисага-заде Кёр Юсуф, заведующий финансами (defterdar) вилайета Ферид-бей, Муфти-заде Шериф, Хаджи Гусейн, главный обвинитель апелляционного суда Нуман-бей и директор специальной школы Неджими. Командующий военными силами Специальной организации Ясин-заде Шевки и начальник жандармерии полковник Рушди сами принимали участие в грабеже армянских домов, зачастую в компании с племянником депутата парламента Фейзи и двоюродным братом Зии Гёкалпа Пиринджи-заде Седки. Они присваивали золото, серебро и драгоценности. Движимое имущество хранилось в соборе Святого Киракоса и соседних зданиях, а затем выставлялось на аукцион по «смехотворным ценам». Недвижимость в первую очередь доставалась «туркам», а местные младотурки делили между собой самые роскошные дома: дом Газазянов перешел в руки Рушди, дом Минасянов присвоил Бедреддин, а дом Трпанжанов — Вели Неджет-бей[2110]. Хотя едва ли можно сомневаться в получении Решидом личной выгоды, но, судя по всему, он организовал отправку в Стамбул двадцати автомобилей, груженных драгоценностями, продал их с аукциона и передал выручку в кассу Иттихада[2111]. Действительно, существуют показания, что выдвинутые в 1916 г. против него обвинения в личном обогащении, оказались безосновательными. По информации, представленной Хансом-Лукасом Кизером, он, возможно, был одним из тех редких младотурок, которые боролись с коррупцией, и проявил себя как верный слуга строящегося турецкого государства[2112].

В досье, которое д-р Решид направил министру внутренних дел 15 сентября 1915 г., сообщается о «депортации 120 000 армян» из его вилайета[2113]. Эта цифра превышает все армянское население Диарбекира. Известный своим холодным расчетом, Решид не мог дать такие приблизительные цифры. Иное дело, если он включил в них не только армян, но и всех других христиан, пострадавших от принятых «мер». В этой провинции власти, очевидно, не делали различия между католиками и православными сирийцами, с одной стороны, и армянами, с другой[2114], даже если есть основания полагать, что были депортированы и убиты лишь отдельные сирийцы.

Ни для кого не было секретом, что деятельность д-ра Решида направлена на геноцид. Мировой судья из Мардина, принадлежавший к младотуркам, прислал ему 19 октября 1915 г. поздравительную телеграмму по случаю исламского праздника Курбан-байрама, которая, по сути, знаменует окончание ликвидационной кампании. Халил Эдип, хотя и слишком оптимистично, но в стиле божественного откровения, воодушевлявшего элиту младотурок и побуждавшего их к их действиям, приписывает д-ру Решиду освобождение «шести вилайетов» как достижение, «открывающее путь в Туркестан и на Кавказ»[2115].

Даже совершая все эти зверства, турецкая администрация согласно заведенному мадотурками порядку демонстрировала соблюдение определенных юридических и административных формальностей. Вероятно, посол Вайгенхайм в июле 1915 г. принял всерьез полученную информацию о расследовании, проводимом судом Диарбекира по делу «нескольких лидеров партии Дашнакцутюн, обвиняемых в государственной измене», а также о «самоубийстве» городского армянского архиепископа[2116]. В отличие от него, вице-консул в Мосуле Вальтер Гольштейн после опубликования в немецкой прессе официальных опровержений выразил удивление «наивности Порты, считающей, что она сумеет скрыть реальные преступления, совершенные с помощью грубой лжи»[2117].

Массовая резня и депортации в казах Диарбекирского санджака

Когда 27 июня капитан де Ногалес выехал из Диарбекира в Урфу, он во всех встречавшихся ему по пути селах видел обугленные заброшенные дома армян[2118]. В июне все