История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

такое возмущение, что большинство влиятельных особ в Корнуолле, негодуя, последовали примеру Гренвилла и перестали вносить суммы, причитавшиеся с них по военному обложению. Принцу донесли о дурных последствиях его решения, указав, что ни один из членов Совета - а в него входили лица, занимавшие более высокие командные посты, чем Гренвилл, и заслуживавшие, по мнению прочих, не меньших привилегий — никогда не освобождался от обязанности платить военный сбор. В итоге скандальные статьи были исключены, принц подписал документ (который и после этого заключал в себе больше льгот, чем обычные грамоты об ограждении имущественных прав), а сэр Джон Беркли объявил, что не станет взимать военный сбор с имущества, которое принадлежало жене Гренвилла и которым последний распоряжался лишь в порядке секвестра. Вот что представляла собой грамота, отказ в которой так возмутил сэра Ричарда. Впрочем, ни до, ни после этой истории ни единого пенни военных налогов он с этих имуществ не заплатил; мало того — и это явилось с его стороны актом чистого произвола — он отказался внести полагавшуюся королю рентную плату с поместий графа Бедфорда (200 марок < per annum >[41]), хотя за ней к нему даже присылали особого чиновника.

Отправив сердитое письмо лордам и дерзко, без всяких объяснений, отказавшись от фельдмаршальского патента — и следовательно, уже не имея ни малейшего права вмешиваться в военные дела — Гренвилл со своей кавалерией и пехотой встал на постой близ Сент-Мари-Оттри в девяти или десяти милях от Эксетера, где хозяйничал с обычным своим самоуправством: собирал с обывателей столько денег, сколько хотел, и лишал свободы всех, кого ему было угодно. Когда же сэр Джон Беркли приказал констеблям приписанных к Плимуту сотен представить счета на уплаченные ими сэру Ричарду Гренвиллу суммы (желая лишь, как он сам заявил, точно установить размер задолженности и даже в мыслях не имея бросить тень на Гренвилла) последний велел обнародовать во всех церквах графства распоряжение (и кое-где оно действительно было оглашено), предписывавшее всем лицам, понесшим ущерб в деньгах или имуществе от грабежей со стороны сэра Джона Беркли или состоявших под его командой людей, сообщить ему, сэру Ричарду, точные сведения на сей счет; причем упомянутое распоряжение заключало в себе пункты, прямо порочащие репутацию Беркли. Как и следовало ожидать, эта выходка до крайности возмутила сэра Джона, так что девонширским комиссарам пришлось отправить гонца к принцу с убедительной просьбой принять срочные меры к обузданию яростной злобы обеих сторон — иначе, опасались комиссары, неприятель уже в скором времени воспользуется к своей выгоде этими раздорами и вторгнется в их графство еще раньше, чем сделал бы он это при иных обстоятельствах; к их письму прилагалось одно из распоряжений, которое сэр Ричард велел огласить в церквах, и, должен признать, более несусветного приказа мне не доводилось видеть.

Тогда принц велел Гренвиллу немедленно явиться к нему; тот прибыл в Лискерд, где Его Высочество сказал сэру Ричарду, что его отказ от фельдмаршальского патента, то, как это было сделано, равно как и дальнейшие его поступки, он, принц, воспринял как знак неуважения к нему лично; после чего принц спросил, по какому праву Гренвилл позволяет себе ныне командовать солдатами или обнародовать подобные распоряжения. Сэр Ричард ответил, что, будучи шерифом Девоншира, он, пользуясь связанными с этой должностью полномочиями, может выступать против любой вооруженной силы и входить в разбор любых жалоб, дабы, насколько это от него зависит, изыскивать средства для исправления соответствующих зол. Ему было указано, что в качестве шерифа он не вправе собирать или возглавлять людей иначе, как в порядке < posse commitatus >[42], каковую он также не вправе созывать по собственному почину, без распоряжения мировых судей; что в военное время он обязан подчиняться командующему королевскими войсками, который, в силу полученных им полномочий, вправе отдавать ему в случае необходимости приказы. Гренвилла спросили, как поступил бы он сам, если бы в пору его командования под Плимутом шериф Корнуолла велел огласить в церквах подобные распоряжения на его счет. Ничего по существу не ответив на эти вопросы, сэр Ричард начал с угрюмым видом превозносить свои заслуги и распространяться о своих страданиях. Тут Гренвилла стали порицать с большей, чем прежде, резкостью; ему было сказано, что, сколько бы он сейчас ни разглагольствовал о собственном состоянии, якобы израсходованном на нужды службы, всем отлично известно, что состоянием этим он обязан единственно лишь великой щедрости короля; что принц всегда относился к нему гораздо снисходительнее, чем сам Гренвилл вправе был рассчитывать; что он, сэр Ричард, отнюдь не отплатил принцу за эти милости подобающим образом — одним словом, если он намерен и далее служить Его Величеству, то должен делать это так, как ему предпишут; если же нет, то ему не следует, прикрываясь званием шерифа, ублажать свою гордыню и удовлетворять свои страсти. Затем укоры принца смягчились, и Гренвилл, после всех любезных к нему обращений со стороны Его Высочества, соизволил ответить, что будет служить принцу так, как ему велят. Отпущенный с миром, он возвратился в свою усадьбу в Уоррингтоне (находившуюся в его распоряжении по праву секвестра, но принадлежавшую сэру Фрэнсису Дрейку), где в продолжение двух недель или около того жил как частное лицо, не вмешиваясь в публичные дела. А теперь посмотрим, как эта трагедия разыгрывалась в других местах.

Король (мы оставили его в Герифорде) еще не решил, куда ему теперь следует направиться; принц же Руперт отбыл в Бристоль, затем нанес короткий визит принцу Уэльскому в Барнстейпле, чтобы сообщить, в сколь затруднительном положении оставил он короля, а оттуда отправился совещаться с Горингом и, что вызвало сильнейшее изумление, познакомившись с состоянием его войск (Горинг находился тогда под Таунтоном) и выяснив численность его кавалерии и пехоты (за каковыми сведениями, как все тогда считали, он к Горингу и ездил), принц не дал королю немедленно совет спешно выступать к Таунтону, но озаботился главным образом подготовкой к обороне Бристоля (защищать который он в ту пору, вне всякого сомнения, собирался всерьез), полагая, что зима придет вовремя и что тогда и можно будет подумать о дальнейших планах.

Вскоре король покинул Герифорд и отправился в Абергавени, главный город Монмутшира, на встречу с комиссарами Южного Уэльса. Будучи, как правило, самыми знатными и состоятельными особами в этих графствах, они с самого начала войны выказывали безусловную преданность и верность королю, отправив в его армию немало отличных полков, в коих служили их сыновья, братья и близкие родственники, многие из которых со