Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

позор. Я горжусь им! Эдмон! Тебя одного я любила всю жизнь! С первого же взгляда мне стала дорога твоя душа, ты пленил меня своей трогательной искренностью, драгоценной для меня чертой; эта прелестная искренность до сих пор чарует меня.

В этот же день госпожа Луазо, которая не могла насытиться беседой с Эдмоном и всюду следовала за ним, попросила рассказать, при каких обстоятельствах он возвратился в Европу. Эдмон сказал:

— Как вы знаете, я жил среди нодвеев, или эскимосов. Это племя смотрело на меня как на диво, ибо я был однорукий и одноглазый, и мой недостаток возбуждал у них восхищение. Довольно долгое время я не замечал этого, не понимая их языка и не имея ни малейшего желания ему научиться. Но благодаря странной случайности мне открылось, как они смотрят на меня. Я проводил с ними зиму, и вот оказалось, что, по свойственной им беспечности не сделав нужных запасов, они стали нуждаться в продовольствии. В этой беде они прибегли не к богу Укума, чье имя на их языке означает «Дарующий все блага», но к Уйка, виновнику всех зол. Было решено утолить гнев этого злого бога молитвами и дарами. Однако эскимосы чувствовали, что все они заслужили его ненависть, и им подумалось, что удастся его смягчить, если от их лица ему воздаст хвалу и поднесет дары столь удивительный с виду иноземец, как я. Итак, они явились ко мне всем скопом и объяснили знаками, чего от меня хотят. Мне претило, в довершение всех моих преступлений, стать жрецом-идолопоклонником. Я бросился на землю, давая им понять, что отказываюсь наотрез. Но мой поступок произвел совсем неожиданное действие, ибо именно в такой позе они молились Уйке. Эскимосы разразились радостными криками и принялись плясать и водить хороводы вокруг меня. Они решили воздать мне божеские почести, когда тут же узнали, что иноземное судно, пробившись сквозь льды, вошло в Гудзонов залив, и европейцы предлагают им в обмен на меха всякого рода съестные припасы. И вот эскимосы понесли меня в триумфальном шествии, причем я не знал, чем они движимы, благодарностью или гневом. Один эскимос, находившийся на борту английского судна и служивший переводчиком, растолковал мне смысл происходящего. Само собой разумеется, после такого объяснения я решил более не оставаться среди этого жалкого племени. Я сел на корабль; совершив погрузку в Квебеке, он снялся с якоря и взял курс на Европу. Я сошел на берег в Бордо, где корабль останавливался, дабы погрузить местные вина...

Тут Эдмон остановился, ибо мы услыхали во дворе стук колес и решили, что это приехал молодой граф с супругой. Эдмон отправился к ним навстречу, его вела жена.

При всех наших несчастьях, любезный Пьер, мы испытываем некое удовлетворение, правда, к нему примешивается горечь! Но все же Эдмон наконец с нами! Надеюсь, мы совместно с господами Луазо сможем осуществить наш давнишний замысел. Эдмон еще не стар; зрения мы своими заботами ему не вернем, но укрепим его организм; по крайней мере, он останется в живых, и мы будем жить вместе с ним...

О боже! Какое несчастье!.. Эдмон... умер!..

ПИСЬМО CCXLIV

ОТ ГОСПОДИНА ЛУАЗО К ПЬЕРРО

Смерть Эдмона

Любезный друг, недолго длилось кажущееся спокойствие, и Злосчастный имел основания говорить, что Вы больше не увидите его живым!..

Приехал граф с молодой супругой. Эдмон и его жена вышли их встретить и спустились во двор. Карета остановилась, и дверца распахнулась. Наша высокочтимая приятельница обратилась к сыну Юрсюли: «Вот ваш дядя Эдмон». Вдруг с улицы прилетел камень, брошенный неизвестно кем и почему; камень попал в лошадей, они понесли. Граф, выходивший из кареты, потерял равновесие. Слепой Эдмон не отпрянул в сторону, был повален; он попал под колеса и грудь его была раздавлена. Вообразите себе вопли молодой графини, отчаяние новобрачной, которая, увидев, как упал ее племянник, устремилась к нему, а обернувшись, увидала, что ее муж извергает изо рта потоки крови!.. Зрелище, любезный Пьер, было ужасающее, и я не перенес бы его, если бы мне не придало силы желание спасти Злосчастного. Снова мы впали в глубокую скорбь, друг мой, — у нас царит такое отчаяние!.. Эдмон только что скончался.

Тело будет перенесено в С*** вместе с гробом Юрсюли, — такова воля Эдмона; это были его последние слова; он произнес их при конечном издыхании, сжимая руку жены и привлекая ее к себе изо всех своих слабеющих сил. Ему недолго придется ее ждать в его мрачной обители, или вернее, в обители праведных! Ибо оба они перенесли столько страданий, что смыли до конца все, чем запятнали себя по немощи человеческой...

Он погиб под колесами все той же кареты... Это сказал один из слуг, Эдмон услыхал его слова и поднял к небу угасшие глаза, словно воздавая хвалу правосудию божьему. Без сомнения, это последняя кара, посланная ему благим Отцом.

ПИСЬМО CCXLV

ОТ ЗЕФИРЫ К ПЬЕРРО

Смерть госпожи Парангон, ставшей госпожой Р***

Все кончено!.. Ее больше нет!.. Они лягут в одной могиле.

От господина Луазо

Ее душат рыдания, поэтому я берусь за перо. Приятельница наша, несравненная особа, ставшая несчастной, но не преступной из-за овладевшей ею любви, только что скончалась; она потонула в море скорби. Вот, любезный Пьер, ее последняя воля, продиктованная ею.

Завещательные распоряжения

I. Прошу, чтобы мои бренные останки погребли вместе с останками моего второго мужа и чтобы в С***кую церковь внесли отложенную мною сумму денег и вечно совершали за упокой моей души две мессы, подобные тем, какие установлены мною за упокой души моего мужа; упомянутые мессы должны совершаться в дни его кончины и его рождения, и подобным же образом в дни моей кончины и рождения. Прошу, чтобы нас похоронили в ногах родителей вышеупомянутого мужа моего. Мне желательно, чтобы Эдме-Колетта, Зефирен, Лора и Парангон сопровождали наши тела до места погребения. Прошу любезного старшего брата Пьера пригласить и объединить всех членов семьи на церемонии погребения.

II. Завещаю вышеупомянутому брату моему, с тем чтобы он передал ее в свое время моей дочери, картину, которая была поставлена в алтаре святого Эдма; ей не надлежит быть там, ибо я получила ее от покойного. Кроме того, я завещаю Пьеру все вещи, предназначавшиеся для его покойного брата, моего мужа, — одежду, часы и драгоценности.

III. Завещаю моим братьям и сестрам сумму в тысячу ливров каждому, которую они могут взять с оставленного мною личного счета.

IV. Оставляю моей