Эпоха веры - Уильям Джеймс Дюрант

составление Аврааму и Богу. Согласно книге, творение было осуществлено при посредничестве десяти сефирот — чисел или принципов: духа Бога, трех его эманаций — воздуха, воды и огня, трех пространственных измерений слева и трех измерений справа. Эти принципы определяли содержание, а двадцать две буквы еврейского алфавита — формы, с помощью которых творение могло быть понято человеческим разумом. Книга вызвала многочисленные комментарии, начиная с Саадии и заканчивая девятнадцатым веком.

Около 840 года вавилонский раввин принес эти мистические доктрины евреям Италии, откуда они распространились в Германии, Провансе и Испании. Вероятно, под их влиянием Ибн Габироль создал свою теорию о промежуточных существах между Богом и миром. Авраам бен Давид из Поскьера использовал «тайную традицию» как средство отвлечения евреев от рационализма Маймонида. Его сын Исаак Слепой и его ученик Азриэль, вероятно, были авторами (ок. 1190 г.) Сефер-ха-Бахир, или Книги Света, мистического комментария к первой главе Бытия; здесь демиургические эманации Сефер Езира были изменены на Свет, Мудрость и Разум, и это утроение Логоса было предложено в качестве еврейской Троицы.82 Элеазар из Вормса (1176–1238) и Авраам бен Самуэль Абулафия (1240-91) предлагали Тайную Доктрину как более глубокое и полезное исследование, чем Талмуд. Подобно исламским и немецким мистикам, они применяли чувственный язык любви и брака к отношениям между душой и Богом.

К XIII веку слово qabala, традиция, стало общеупотребительным для описания Тайной Доктрины во всех ее фазах и продуктах. Около 1295 года Моисей бен Шем Тоб из Леона опубликовал третью кабалистическую классику, «Сефер ха-Зохар», или «Книгу великолепия». Он приписывал ее составление Симону бен Йохаю, танне II века; Симон, по словам Моисея, был вдохновлен ангелами и десятью сефирами, чтобы открыть своим эзотерическим читателям секреты, ранее приберегаемые для дней грядущего Мессии. Все элементы Кабалы были собраны воедино в Зогаре: всеохватность Бога, познаваемого только через любовь, Тетраграмматон, творческие демиурги и эманации, платоновская аналогия макрокосма и микрокосма, дата и способ пришествия Мессии, предсуществование и переселение души, мистическое значение ритуальных действий, чисел, букв, точек и штрихов, использование шифров, акростихов и обратного чтения слов, символическое толкование библейских текстов, а также представление о женщине как о грехе и в то же время как о воплощении тайны творения. Моисей Леонский омрачил свое выступление, заставив Симона бен Йохая сослаться на затмение 1264 года в Риме и использовать несколько идей, очевидно, неизвестных до XIII века. Он обманул многих, но не свою жену; она призналась, что ее Моисей считал Симона отличным финансовым приемом.83 Успех книги вдохновил на подобные подделки, и некоторые более поздние кабалисты заплатили Моисею его же подделкой, опубликовав свои спекуляции под его именем.

Влияние Кабалы было далеко идущим. Некоторое время «Зоар» соперничал с Талмудом как любимое учебное пособие евреев; некоторые кабалисты нападали на Талмуд как на устаревшую, буквалистскую логику; а некоторые талмудисты, включая ученого Нахманида, находились под сильным влиянием кабалистической школы. Вера в подлинность и божественное вдохновение Кабалы была широко распространена среди европейских евреев.84 Соответственно, пострадали их научные и философские труды, а золотой век Маймонида завершился блестящей бессмыслицей «Зохара». Даже христианских мыслителей Кабала в какой-то мере очаровывала. Раймонд Люлли (1235?-1315) взял из нее мистику чисел и букв для своей Ars magna; Пико делла Мирандола (1463-94) считал, что нашел в Кабале окончательные доказательства божественности Христа.85 Парацельс, Корнелий Агриппа, Роберт Фладд, Генри Мор и другие христианские мистики питались ее спекуляциями; Иоганн Рейхлин (1455–1522) признался, что использовал Кабалу в своей теологии; и, возможно, кабалистические идеи заразили Якоба Бёме (1575–1624). Если большая часть евреев, чем мусульман или христиан, искала утешения в мистических откровениях, то лишь потому, что этот мир повернулся к ним самым ужасным лицом и заставил их ради жизни окутать реальность паутиной воображения и желаний. Именно несчастные должны верить, что Бог избрал их для себя.

VIII. ОСВОБОЖДЕНИЕ

От мистической экзальтации, мессианских разочарований, периодических преследований и тяжелой рутины экономической жизни средневековые евреи находили убежище в безвестности своих общин и утешениях ритуала и вероучения. Они с благочестием отмечали праздники, напоминавшие об их истории, невзгодах и древней славе, и терпеливо приспосабливали к городскому существованию обряды, которыми когда-то делили сельскохозяйственный год. Исчезнувшие караимы проводили субботу в темноте и холоде, чтобы не нарушить Закон, разжигая костры или зажигая лампы; но большинство евреев, пока раввины переглядывались, приводили друзей или слуг-христиан для поддержания огня и ухода за лампами. Любой шанс для банкета использовался с щедростью и пышностью: семья давала пир по случаю обрезания или конфирмации сына, обручения или свадьбы сына или дочери, визита известного ученого или родственника, наступления какого-либо религиозного праздника. Сводные предписания раввинов запрещали организаторам таких банкетов приглашать более двадцати мужчин, десяти женщин, пяти девушек и всех родственников до третьего поколения. Свадебный пир иногда длился целую неделю, и прерывать его не разрешалось даже в субботу. Свадебную пару венчали розами, миртом и оливковыми ветвями, их путь усыпали орехами и пшеницей, над ними бросали ячменные зерна в знак плодородия, песни и шутки сопровождали каждый этап мероприятия, а в позднее средневековье для обеспечения полного веселья привлекали профессионального шута. Иногда его шутки были безжалостно правдивы, но почти всегда он принимал гениальный указ Гиллеля, что «каждая невеста прекрасна».86

Так уходящее поколение праздновало свою смену, радовалось детям своих детей и погружалось в беспокойную, но благодушную старость. Лица таких пожилых евреев мы видим на портретах Рембрандта: черты, несущие в себе историю народа и отдельного человека, бороды, дышащие мудростью, глаза, хранящие печальные воспоминания, но смягченные снисходительной любовью. Ничто в мусульманской или христианской морали не может превзойти взаимную привязанность молодых и старых в иудаизме, любовь, не замечающую всех недостатков, спокойное руководство незрелостью опытом и достоинство, с которым полностью прожитая жизнь принимает естественность смерти.

Составляя завещание, еврей оставлял своим потомкам не только мирские блага, но и духовные наставления. «Будь одним из первых в синагоге», — гласит завещание Элеазара из Майнца (ок. 1337 г.); «не говори во время молитвы, повторяй ответы, а после службы совершай добрые дела». И затем последнее наставление:

Омой меня, причеши, подстриги ногти, как я делал это при жизни, чтобы я мог чистым идти к месту своего вечного упокоения, как я ходил по субботам в синагогу. Положите