«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев

всеми ее прелестями пророчески предсказана т. Сталиным за несколько лет до их позорной смерти; их пример должен служить предостережением каждому, отходящему от генеральной линии нашей партии, не изжившему своих разногласий с партией и показать, что логика борьбы против партии приводит с неизбежностью в стан злейших врагов трудящихся, в стан самого разнузданного фашизма. Процесс выявил необходимость повышения бдительности и осторожности. Быть бдительным – значит изучать людей и при том изучать на работе и в быту. Благодушие, разболтанность, расхлябанность, излишняя доверчивость, вера на слово – враждебны по духу нашей партии. Всегда надо помнить золотые слова нашего любимого вождя: „Не убаюкивать надо партию, а развивать в ней бдительность, не усыплять ее, а держать в состоянии боевой готовности, не разоружать, а вооружать“.

Особенно важно это для наших товарищей за рубежом, находящихся на ответственной работе и во враждебном окружении: постоянная бдительность, осторожность и конспиративность, соединенные с непрерывной проверкой людей на деле, обеспечат успех работы и обезопасят нашу организацию от проникновения в нее подлых последышей троцкистской банды. Процесс показал, наконец, что наша страна и партия едины и сплочены, как никогда в одно общее стремление построения социалистического общества вокруг нашего горячо любимого вождя и учителя».

К письму прилагалась следующая приписка:

«Дорогой мой Рамзай.

Посылаю Вам также свое личное письмо по этому процессу. Быть может, сразу это будет много, но вопрос такой серьезный, что я думаю нелишне будет более подробно на нем остановиться. Хочу также с Вами поделиться, что положение в Испании очень напряжено, фашисты всех мастей и стран помогают испанским генералам, но испанские рабочие на этот раз побить себя не дадут, будет жесткая борьба. Рот фронт.

Директор.

31.8.36».

В это же самое время по распоряжению Урицкого был подготовлен следующий документ:

«Справка

Т. Зонтер Ика Рихардович приказом НКО СССР по л/составу Армии, состоящим в распоряжении РУ не зачислен и звание ему не присвоено.

Начальник отделения кадров

полковой комиссар /ТУЛЯКОВ/

26.8.1936 г.

[РЕЗОЛЮЦИЯ]: И2

По получении ответа от Алекса (см. мою телеграмму ему) – доложить мне для зачисления Зонтера приказом НКО. СУ. 26.8.36».

«Состоящими в распоряжении» числились кадровые офицеры Разведупра, находившиеся в зарубежной командировке.

В шифртелеграмме за подписью Урицкого, направленной в Шанхай, перед Боровичем ставилась задача проинформировать Рамзая о процессе контрреволюционеров-террористов и «попытаться прощупать его настроение и мнение в связи с этим». В зависимости от его доклада было бы принято положительное или отрицательное решение. Чем объяснить подобное указание Урицкого, атмосферой всеобщей подозрительности? Тем, что донос Бронина уже был навечно зашит в деле «Рамзая»?

Из письма Алекса от 31.8.36 года: «8) Сегодня встретился с Рамзаем. К сожалению, место не подходило для длительного разговора, поэтому, как ни хотелось в письме доложить о нем, не могу. Все Ваши указания, касающиеся его и моих разговоров с ним, будут выполнены. Телеграфно доложу».

«ВЫПИСКА из письма Алекса от 6.10.36 г.

1. Несмотря на то, что после моего путешествия на Север и встречи с Рамзаем прошло около месяца, я до сих пор не сообщил Вам по телеграфу ничего о наших переговорах, так как изложить все это или хотя бы важнейшее в телеграмме очень трудно. Виделся я с ним 4 раза и переговорил о всех вопросах, хотя и не обо всем смог переговорить достаточно подробно, так как время лимитировало наши встречи. В общей сложности, говорил я с ним часов 6–7.

а) Ваше задание информировать Рамзая о процессе контрреволюционеров-террористов и попытаться прощупать его настроение и мнение в связи с этим я выполнил только отчасти, и мне удалось выявить так мало данных, что прийти к какому-нибудь обоснованному выводу я не смог. Должен только сказать, что ничего предосудительного я не заметил, хотя одно мне не понравилось, что этот разговор завести должен был я, и при перерывах этой темы по внешним обстоятельствам, он ее сам не возобновлял. Хусину я более подробно об этом рассказывал, и он, если найдете нужным, доложит Вам об этом. Трудность заключается также в том, что весь этот разговор должен был иметь естественную отправную точку и вестись не в следственных тонах. Кроме того, такие вопросы могут быть выяснены не в беседе только о процессе, но в беседе, которая затрагивает вопрос более глубоко и широко».

Итак, после двухмесячного молчания Борович дал уклончивый ответ: «ничего предосудительного я не заметил, хотя…» Больше «Алекс» к этому вопросу не возвращался, Центр этого и не требовал. Что же касается Зорге, то он остался не «состоящим в распоряжении РУ», и звание ему так и не было присвоено.

Подобное решение (вернее его отсутствие) можно объяснить тем, что еще в январе 1935 года на имя наркома обороны Разведупром был подготовлен документом (по всей видимости, утвержденным):

«3) Народному комиссару Обороны тов. Ворошилову утвердить положение о кадрах и агентуре Развед. Управления… и строгое разделение работников на три разряда (кадры, агенты и источники).

…В кадры РУ не должны привлекаться иностранцы. РУ комплектовать русскими, украинцами, белорусами, евреями».

В этом списке отсутствовали немцы, эстонцы, поляки и латыши, и это говорит о том, что автором положения был Артузов, но не Берзин, еще возглавлявший военную разведку.

«Острова, Рамзаю.

1. Ингрид выехала к Вам.

2. Деньги перешлю на адрес Хонконг Шанхай Банк Токио.

3. О каких химических вопросах Вы просите, не понятно. Сообщите их содержание.

4. Если вторая половина ночи Вам неудобна, сообщите время для работы, удобное для Вас. Висбадену даны указания об усилении мощности.

5. Согласен отложить буквенный код до октября. Сообщите, когда атмосферные разряды станут меньше

Сентябрь 1936».

«2.10.36. Рамзай сообщил, что он вернулся в Токио».

«2.10 …Рамзай просит дать список проблем и интересных вопросов по японской химии и химической войне, так как он имеет связи с иностранными химиками на Островах, а сам в этих вопросах ничего не понимает».

4 октября 1936 года 2-м отделом было подготовлено письмо, в котором «Рамзаю» вновь категорически запрещалось поддерживать связи с японской агентурой (письмо так и не было отправлено):

«1. Ваше письмо от 28.7.36 с приложениями получил. Я до сих пор еще не получил доклада Алекса о его свидании с Вами…

3. В письме Вы указываете на желание развернуть работу с вашими туземцами. Через Алекса я передал Вам категорическое запрещение поддерживать связи с Вашими туземными людьми. Я еще раз подтверждаю это свое распоряжение. Я думаю, что Вы сами понимаете всю опасность Ваших туземных связей. Помните, что основной Вашей задачей является глубокое врастание в немецкие круги. Дело не в раздувании опасностей, как Вы пишете, а в действительном учете нашего опыта. В