Шпаргалка для ленивых любителей истории. Комплект из 3 книг - Александра Маринина

Продолжаем цитату: «… принцами и капитанами, и там (у королевы-матери) было принято решение учинить резню той же ночью – ночью на святого Варфоломея. Сразу же приступили к делу: цепи были натянуты, зазвонили колокола, каждый устремился в свой квартал, в соответствии с приказом, кто к адмиралу, кто к остальным гугенотам. Господин де Гиз направил к дому адмирала немецкого дворянина Бема…» А теперь вернемся чуть-чуть назад: маршал пришел к королю примерно между девятью и десятью вечера, как утверждают мемуары. Резня началась в два часа ночи. Сколько времени мог занять разговор де Реца с Карлом? Ну никак не меньше получаса, тема сложная, решение нужно было принимать трудное. Потом Карл пошел к маменьке (а это вовсе даже не в соседнюю дверь войти, на переход потребуется как минимум несколько минут), там они еще какое-то время пообсуждали вопрос, после чего послали за принцами и капитанами. Как скоро все собрались? Ну, допустим, принцы жили во дворце, слуги добежали до их покоев, принцы похватали шпаги и пришли. На это потребовалось бы никак не меньше четверти часа, а я думаю, что куда больше. Трудно поверить, что эти принцы послушно сидят по вечерам в своих покоях и ждут, когда же их Екатерина зачем-нибудь позовет к себе. У них своих дел выше крыши: интриги, кабаки, женщины, карты, охота. Тем более идет «свадебная» неделя, каждый день мероприятия, балы, пиры, театрализованные представления и прочее. Допустим также, что капитаны тоже несли службу на территории дворца. Но их больше, чем принцев, и наверняка они не сидят в одной комнате, ожидая приказаний, и их надо было еще разыскать. А уж Гиз-то – это вообще отдельная тема! Сразу нашелся! Складывается впечатление, что все было давно спланировано и обговорено, и все эти «принцы и капитаны» сидели на чемоданах в полной боеготовности и ждали сигнала. Но Маргарита де Валуа упорно создает картину спонтанно принятого решения и выводит членов своей семьи хорошими ребятами, внезапно поставленными перед трудным выбором.

Короче, собрались они все, получили указания закрывать ворота, вешать цепи, и каждый пошел в свой квартал исполнять приказ. Галопом по ночному Парижу не поскачешь: темно, улицы узкие, извилистые, так что даже если и верхом, то только шагом и в сопровождении пеших слуг, несущих факелы. И к двум часам ночи все было готово? Даже белые кресты успели нанести на двери тех домов, где жили гугеноты? А ведь прежде, чем помечать дома крестами, нужно было собирать информацию о том, кто в каких домах живет. «Списки были составлены заранее, чтобы никому не удалось ускользнуть», – утверждает А. Моруа.

Ничего не сходится…

Состоялось парламентское слушание, и Карл Девятый взял на себя ответственность за произошедшее даже несмотря на то, что изначально ему обещали «совсем маленькую локальную акцию на 20–30 трупов, не больше». Он заявил парламенту, что протестанты (якобы) готовились к открытому бунту, и он был вынужден принять радикальные меры, чтобы спасти страну от неминуемого нового витка гражданской войны. Что любопытно: король в этой ситуации проявил незаурядное личное мужество. Ведь он вполне мог сказать, что его банально надули, и спихнуть всю вину на тех, кто его неверно информировал. Но нет, взял на себя, молодец. Интересно, он сам додумался или кто-то его научил так сказать? Покойный батюшка короля Генрих Второй тоже широко использовал тему превентивного удара в целях защиты отечества. Наверное, эта идея передается по наследству на генном уровне.

Адмирал Гаспар де Колиньи хоть и погиб, но суда не избежал, пусть и посмертного. Он был признан виновным в подготовке мятежа, а тех людей из его окружения, которым удалось уцелеть во время трехдневной резни, приговорили к смерти и казнили.

А Генрих Наваррский, новоиспеченный муж принцессы Маргариты, испугался и быстренько пообещал перейти в католичество. Они вместе с молодым Конде, сыном покойного Луи Конде, своим двоюродным братом, находились в королевском дворце в качестве протестантов-пленников еще два года и, надо признать, проводили там время легко и весело. Всем бы такой плен! Конде, кстати, тоже ради безопасности сменил веру. Но впоследствии оба передумали и вернулись к прежним религиозным воззрениям.

Ничего хорошего для короны из Варфоломеевской трагедии не вышло, хоть и Испания, и Рим радостно осыпали Францию поздравлениями и похвалами за яростную борьбу с ересью. Авторитет французской королевской власти упал в глазах других государств, особенно протестантских, потому что все поняли: монарх, Карл Девятый, ничего не контролирует и ничем не управляет. А разозленные протестанты восприняли Варфоломеевскую ночь как испытание, ниспосланное им свыше, и вполне логично сделали вывод: те, кто выжил, обязаны приложить все усилия к укреплению веры и самого движения. Их не сломить!

Война продолжалась, а Карл Девятый болел и слабел. Еще в 1570 году он женился на Елизавете Австрийской, младшей дочери императора Максимилиана Второго; через два месяца после Варфоломеевской трагедии у короля родилась дочь Мария Елизавета. Еще через полгода, в апреле 1573 года, родился сын-бастард, его матерью была Мари Туше, официальная фаворитка Карла с 1566 года. Сына король, как водится, признал, но ситуацию с престолонаследием это не изменило: первым законным наследником короны по-прежнему считался следующий по старшинству брат короля Генрих Анжуйский.

Очень скоро, летом и осенью 1573 года, расстановка сил стала меняться. Младший брат короля Генрих, он же герцог Орлеанский и герцог Анжуйский, сблизившийся ранее с Гизами и ставший сильным центром притяжения власти, баллотировался на «должность» короля Польши. Екатерина Медичи, без памяти любившая именно Генриха, хотела для своего ненаглядного хоть какой-нибудь короны. Если у Карла все-таки появится сын, то королем Франции Генриху не бывать, так пусть станет королем хотя бы Польши. Об этом мы позже поговорим чуть подробнее, а пока ограничимся тем фактом, что Генрих Анжуйский получил польскую корону и уехал по месту нового назначения. А в игру вступил самый младший сын Генриха Второго и Екатерины Медичи Франсуа, герцог Алансонский, которому в 1573 году исполнилось 18 лет. Четвертый сын, не имеющий никаких реальных перспектив стать королем (хотя история показывает, что нет ничего невозможного), с лицом, изуродованным после перенесенной в детстве оспы. Самый старший брат, Франциск Второй, был королем. Следующий брат – действующий король. Третий брат стал королем Польши. Сестричка Маргарита удачно вышла замуж и превратилась в королеву Наваррскую. Сестричка Елизавета уже умерла, но тоже побыла королевой Испании. А он? Он что, хуже всех? Почему на него никто не обращает внимания, почему с ним никто не считается, а брат Генрих насмешливо называет обезьянкой или макакой? У Франсуа Алансона наверняка была куча комплексов, его снедали ревность