Социальное евангелие в России. Православное пастырское движение в условиях голода, войны и революции - Дэниел Скарборо

которые не были конкретно возложены на них в уставе семинарии. Приходское духовенство Вятки было настолько разочаровано подавлением епископом их съездов, что в 1907 году отправило делегацию в Санкт-Петербург с просьбой к Синоду утвердить их право собраться и отменить решение своего епископа[252]. Хотя эта акция, конечно, не увенчалась успехом, она отражает растущее осознание приходским духовенством своего права на собрания и сотрудничество как важнейшего компонента их пастырского статуса.

Руководство общиной через добровольные объединения стало признаваться во всей церкви как неотъемлемая составляющая пастырской деятельности, а не просто удобный метод епархиального управления, как считал Победоносцев. Первое возрождение «пастырских собраний» произошло в столице под эгидой Общества распространения религиозно-нравственного просвещения – организации, основанной в Санкт-Петербурге в 1881 году для помощи духовенству города в конкуренции с протестантским миссионером Гранвилем Вальдегрейвом, третьим бароном Редстоком, и его последователями, которые действовали среди образованных классов столицы. Общество спонсировало лекции, собрания и благотворительные инициативы, подобные тем, которые организовывали «пашковцы» – от имени Василия Пашкова, одного из протестантских лидеров. В 1895 году митрополит Палладий (Раев) успешно ходатайствовал перед Синодом об изменении устава Общества, чтобы его членам было специально разрешено проводить конференции для всего духовенства города. В сферу обсуждения на этих конференциях входило общее состояние религиозной морали среди прихожан, социальные проблемы, влияющие на эту мораль, сектантские религиозные движения и пастырские меры, которые необходимо принять в ответ на этот вызов[253]. Хотя петербургские конференции стали важным прецедентом официального признания пастырских собраний, они были ограничены городским духовенством столицы. Дальнейшее возрождение этой практики произошло по инициативе митрополита Киевского Флавиана (Городецкого), который в сентябре 1903 года созвал пастырское собрание для всего духовенства своего епархиального центра. Затем он разработал регламенты для последующих собраний, что предполагало, что они будут проводиться с участием всего духовенства епархии. После ободрительной статьи митрополита в киевской епархиальной прессе собрания стали проводить в благочиннических округах по всей епархии[254]. В своем заявлении о начале пастырских собраний Флавиан определил совместную пастырскую работу как форму взаимопомощи духовенства.

Пастырская практика предъявляет теперь такие требования, дать ответ на которые не всякий пастырь может, какою бы энергиею, силами, знаниями он ни обладал. Борьба, например, с сектантством – не требует ли дружного сотрудничества пастырей? Выработка общих мер для более успешного и благотворного влияния на пасомых – не требует ли обсуждения и братского согласия пастырей? Забота о бедных, больных, попечение о материальной и духовной сторонах жизни их – не говорят ли о пользе и необходимости братского обмена мыслями, взглядами и опытом пастырей? Но если где приложима и уместна пастырская взаимопомощь, так это в деле просвещения светом Христовой веры народной массы всех ее классов[255].

Слова Флавиана связали практику взаимопомощи духовного сословия с религиозным долгом пастырского служения. Политические потрясения следующих лет лишь укрепят это восприятие пастырской работы как дела всей церкви.

Бюрократическая непримиримость Победоносцева в конечном итоге спровоцировала временный союз приходского духовенства, монашеской иерархии и даже членов либерального общества в пользу большей независимости церкви от государства. В 1901 году в православном журнале «Вера и разум» появилась статья «бывшего священнослужителя», который заявил, что церковь была подчинена Российскому государству со времени реформ Петра I. Этот журнал находился под надзором и цензурой епископа Харьковского Амвросия (Ключарева), и публикация статьи была равносильна декларации инакомыслия с его стороны[256]. Другие издания, курируемые иерархией и духовными академиями, начали ослаблять цензуру в отношении критики синодальной системы, и в последующие годы имели место все более смелые разоблачения церковной бюрократии и самого Победоносцева в весьма обширной к тому моменту церковной прессе[257]. Епархиальные периодические издания открыто критиковали посягательства на независимость как черного, так и белого духовенства, включая перевод архиереев между епархиями и цензуру проповедей священников[258]. В начале 1905 года в Петербурге состоялось пастырское собрание для выработки предложения о созыве Всероссийского церковного собора, который мог бы осуществить церковную реформу независимо от государства. Эта «Группа 32 петербургских священников», как их стали называть, представила свое предложение митрополиту Антонию (Вадковскому), который разделял их мнение о том, что синодальная бюрократия препятствует церкви в ее пастырской миссии[259]. Антоний, в свою очередь, нашел союзника в лице графа Сергея Витте, тогдашнего председателя Совета министров, который в феврале внес в Совет предложение о церковной реформе. Победоносцев смог перенаправить эту дискуссию в Синод на том основании, что церковная реформа находилась вне юрисдикции Совета министров, то есть вне «светской сферы», несмотря на то что реформа была призвана освободить церковь от государственного контроля[260]. В июле 1905 года Победоносцев издал Циркуляр 3542 всем православным архиереям, испрашивая их мнения по поводу церковной реформы – в надежде, что они поддержат синодальную структуру, в которой они занимали привилегированное положение. К его удивлению, их ответы продемонстрировали почти единодушную поддержку реформы или демонтажа синодальной системы, возможно в пользу восстановления патриаршества[261].

Победоносцев стал политической жертвой революции 1905 года, а синодальная система – нет. Война и беспорядки послужили предлогами для отсрочки предполагаемого собора, который состоялся только после падения режима Романовых в феврале 1917 года. Самым значительным структурным изменением, которое церковь пережила после 1905 года, было снятие ограничений на свободу ассоциаций приходского духовенства. Хотя епископы по-прежнему чувствовали опасность, которую собрания духовенства представляли их церковной власти, во многих ответах на Циркуляр 3542 епархиальные съезды признавались пастырскими институтами. Митрополит Московский Владимир, например, заявлял: «Что касается существа дел, подлежащих ведению съездов, то желательно расширить круг этих дел, не ограничивая его только одними хозяйственными и экономическими вопросами, но простирая заботу их на все пастырское делание»[262]. 18 ноября 1905 года Синод уполномочил всех приходских священников с одобрения архиерея проводить пастырские собрания на уровне благочиния, уезда и епархии и включать в эти собрания мирян. Он также разрешал священникам приглашать до 12 взрослых прихожан для формирования церковно-приходского совета ради содействия более тесному сотрудничеству между духовенством и мирянами. Постановление Синода предварялось следующим пояснением: «В тяжелые дни великой скорби, постигшей державу Российскую, когда колеблются отеческие предания и дерзновенно попираются закон и правда, является настоятельнейшая и неотложная нужда в теснейшем единении пастыря с паствой и в постоянном взаимообщении пастырей»[263]. После многих лет ограничений и регулирования Синод теперь призывал приходское духовенство расширять свои сети свободных объединений, чтобы осуществлять социальную миссию церкви в разгар Первой русской революции.

Годы кризиса и свободы

С 1905 и вплоть до 1908 года Российская империя пережила