Полное собрание стихотворений и поэм. Том IV - Эдуард Вениаминович Лимонов

Раньше умывались в фаянсовых вазах,

Изображавших императоров Священной

Римской Империи,

Девушек-прорицательниц с распущенными волосами,

Пастушков, подкрадывающихся к пастушкам,

Чтобы извлечь у них между ног искры…

Такова была умывальная культура…

Мыло делало воду мутной,

И можно было увидеть в глубине чертей…

– Герр Бетховен, пожалуйста, умываться и бриться! —

И нужно было толкнуть его в бок локтем,

Потому что, как известно, он ничего не слышал.

Героическая симфония стучала у него в голове

Швейной машинкой жены лакея,

Зашивающей панталоны мужа,

Ставящей заплату на ягодицу…

– Герр Бетховен!—

И можно было угадать в глубине чертей,

В глубине фаянсовой вазы,

В мыльной воде, герр Бетховен…

«Ты обладаешь девкой стоя…»

Ты обладаешь девкой стоя,

Ведь девка – существо простое,

Вечерний час вдоль девки льётся,

Она и стонет, и трясётся,

Тебе – мужчине отдаётся…

Кишка у девки горяча,

И ножки пляшут ча-ча-ча.

Дон

Река лежит как макарона,

И начинается узка,

Преодолеешь в полплевка

Верховья Дона.

Но разливается на юг

Казаку забубённый друг,

Вода мощна и непреклонна

В низовьях Дона.

В Старо-Черкасской русский род

Как в старой опере живёт.

С монастырём подворье дружит,

Ему музеем верно служит.

Над камышами – пароход

Россией-Родиной плывёт.

Здесь Разин был, и Пугачёва,

Здесь видели солдата злого.

«Выходит дама молодая…»

Ф.

Выходит дама молодая

В окрестностях шести утра

И, сапогами снег сминая,

Пересекает даль двора.

Я из окна смотрю, тяжёлый,

Как эта женщина моя,

Объект ещё недавно голый,

Взрезает волны бытия.

Японка? Или парижанка?

Не обернулась на окно.

Ну что же ты, взгляни, беглянка!

Как я стою, в руке вино

Зажато, красное, в бокале.

Стою я, старый самурай.

Идёшь ты, дама, по спирали,

Уносишь раскалённый рай —

Твой треугольник разозлённый,

Одетый в нежные трусы,

Зубастый, перенапряжённый

И чуть колючий, как усы…

Тост

Ну что ж, за девок и детей!

За пламенных вождей!

За смерть, засевшую в углу,

За гильзы на полу!

За «тёлочку», в зубах трусы,

За женских туфелек носы,

За белый зад, за тёмный взгляд.

Пусть «Очи чёрные» гремят…

И стонут пусть бойцы,

Что жизни порваны концы,

Но их хирург связал, еврей,

За спасших нас людей!

За устриц, что дрожат во рту!

За «выйти из тюрьмы»-мечту!

За автоматный дробный стук!

За внутренности сук!

Я подымаю свой стакан,

Известный старый хулиган.

Да здравствует! Да здра…

Великий Солнце, Ра!

Два трактора

Ну что ж, весна! День тёмный и мохнатый,

Без женщины, ее тяжёлых век…

Вне ног её (прекрасные канаты!)

Под юбкой две дыры, входыаптек…

День тёмный, удивительно тревожный.

Ах, лечь бы спать, но невозможно спать,

Чтоб ночь пришла, черна, как крем сапожный,

Чтоб ночь пришла, мне нужная, опять!

Без женщины, столь нервных окончаний,

Её всегда катящихся шаров,

Пластичных рук, шершавых сочетаний,

Без нежных шей, без пламенных узлов…

Два трактора в окне прилежно роют,

По жёлтой глине ползают босы…

Своим жужжаньем острым беспокоят,

Вертя в грязи колёса-колбасы…

Чего же ты, день тёмный и мохнатый,

Меня прижал у мокрого окна,

И я теку, столь плотно к вам прижатый?!

К двум тракторам. Без женщины. Весна…

«Я люблю твоё детское нижнее бельё…»

Я люблю твоё детское нижнее бельё,

И то, как ты заикаешься,

Люблю твои чёрные волосы —

Гриву кобылки,

Ты ведь маленькая кобыла, Фифи,

Разве не так?

Ну разве не так?

Берроуз

Сухопарую желчность Берроуза Вилли

Вы уже смаковали? Уже Вы вкусили?

С шоколадной коробкой сухого морфина

Ни за чем человеку его половина…

Продавцом без изъянов готового платья

Не готов его скромную руку пожать я.

Убивает жену, уезжает в Танжер,

Наркоман, джентльмен, сатанист, voyager,

Сухопарый, дощатый, худой, в плоской шляпе,

На диване, в кровати и в кресле-канапе.

Вилли! Вилли! Вставайте! Не спите, не спите!

Вам пора, электрический стул посетите!

У Берроуза старого стиля ботинок,

Нет шнурков, вместо них только жабры резинок.

Boys бегут с оглушительным криком «Ура!»,

И мачете, ножи, лезвия топора…

И мачете, мачете, мачете стальные,

Эти boys, эти юноши ледяные

Подъязычной таблеткой, уколом у локтя

Как и следом глубоким горящего когтя,

Вилли глазом вращает, зрачок, как юла,

И жена, распростёртая подле стола.

«Феллахи свергли фараона…»

Феллахи свергли фараона.

Каира тёмные сыны

Среди туристского сезона,

Как будто дети сатаны,

Стащили с трона Мубарака.

Зоологических богов

(Там Бог-шакал и Бог-собака)

Они не тронули, однако,

Не отвинтили им голов.

Феллахи поступили мудро,

Им надоел их фараон.

И вот, главу посыпав пудрой,

От власти отрешился он.

Найдут другого Фараона

Каира тёмные сыны,

Тутмоса или Эхнатона…

Из чувства мести и вины…

«Как иногда приятно есть…»

Как иногда приятно есть

Простую колбасу на хлебе,

И ожидать благую весть,

Не в Интернете, но на небе…

Бокал простейшего вина

Над Ленинским проспектом… В дали…

Мне длань Создателя видна

Все её дактило-детали

Вообразим, что некто худ,

И смугл лицом, и бел главою

На нас обрушит груду чуд,

Тебе и мне кивнув чалмою…

«Тушеобразен и свиноподобен…»

Тушеобразен и свиноподобен —

Вот бизнесмен российский словно Робин,

Не Робин Good, но грузный Робин Bad,

В лэндроуэре едет на обед.

Вот его друг – заморская свинья.

Вот его девка в коконе тряпья,

А вот его охранники-дебилы.

Что Ельцин с Горбачевым натворилы…

«Менты снуют в автомобилях…»

Менты снуют в автомобилях,

Уже над городом