Полное собрание стихотворений и поэм. Том IV - Эдуард Вениаминович Лимонов

году…»

Мэри Клинг умерла в прошлом году

Это была маленькая загорелая женщина

С острыми чертами лица,

соответствовавшими её фамилии

Четырнадцать лет Мэри Клинг

была моим литературным агентом

Девки в агентстве La nouvelle

agence плакали от неё

А мне нравилась Мэри

и её крепкие сигареты

Мы отлично ладили с ней,

оба злые и агрессивные…

Однажды она продала

мою книгу в 135 страниц

За 120 тысяч франков

В издательство Flammarion!

Мы оба гордились тогда…

Эх, Мэри, Мэри, эх!

Когда ты вошла в мир

иной в сигаретном дыме,

Я уверен, они там все вскочили…

Пласты воспоминаний

Пласты седых воспоминаний

Всплывают медленно со дна

Как моя мать была юна

В эпоху путчей и восстаний!

Ей год был, когда взяли Рим

Arditi в чёрном облаченье,

И три, когда ушёл сквозь дым

В кромешный Ад товарищ Ленин…

В её двенадцать Гитлер взмыл

Кровавым стягом над Рейхстагом,

А в её двадцать – к нам вступил

Гусиным шагом…

Дивизии и сгустки рот…

Вот в танковом кордебалете

К нам вся Германия идёт,

А матери, – лишь двадцать эти…

Она бежала на завод

И бомбы скромно измеряла

Пусть к нам Германия идёт!

Чтоб ты пришла и здесь пропала!

Отвинтим головы врагам,

Прокатимся по ним на танках,

Как мы катались по горам,

Когда детьми были, на санках…

В двадцать два года я был сдан

На руки миру и природе.

Отец – солдат, войны капкан,

Потом – победа… Легче, вроде.

И ей двадцать четыре было,

Когда оружье победило…

«Сентябрь холодный и прямой…»

Сентябрь холодный и прямой,

Зачем-то на ноябрь похожий,

И с диктатурою самой,

С режимом полицейским, всё же

Сентябрь строительством гудит,

Через дожди здесь льют бетоны

Из телевизора галдит

Нам кто? Двулицые Нероны.

Один – советский офицер,

Которому моча бьёт в темя,

Другой же – питерский позёр,

Такое нам двоится время…

Кротовья нора

Ну что я там забыл, в Европе этой?

Их скушные, безводные музеи,

Их пыльные военные трофеи,

Их жирные Амуры и Психеи,

Пейзажи с Ледой, лебедем продетой?

Проткнутой. А немецкие полотна?!

Бобов с свиньёй покушавшие плотно,

Их мастера писали жирных дам!

За всю Европу я гвоздя не дам,

Не дам истёртых тугриков с Востока,

Где Туркестана грезит поволока…

Жил в Вене. Переполненный музей!

Сквэр – километры ляжек, сисек, задниц,

Австрийских нашпигованных проказниц.

Немецкую тушёнку дам – глазей!

Оправленную в Греции сюжеты

Богов с Богинями похабные дуэты,

Особенно Юпитер-сексопил,

Что не одну матрону загубил.

Потом я в Риме стены изучал,

Твой потолок, Сикстинская капелла!

Я восхищался, а потом скучал,

Всё более скучал, зевая смело:

«Европа лишь кротовая нора».

Прав Бонапарт, ура ему, ура!

«И сильные движенья таза…»

Ф.

И сильные движенья таза,

И два горящих карих глаза,

Живот, колени и чулки…

Меня до гробовой доски

Твоего тела злой клубок

Тревожить будет, о, зверёк!

«Улыбаясь как гестапо…»

Улыбаясь как гестапо,

На Люциферов похожи,

Опера как два Приапа

Корчат из себя прохожих,

Во дворе уныло бродят,

Дверь в подъезд обозревают,

Себе места не находят,

Курят, сплюнут, – и зевают…

Жду к себе сегодня даму,

Каблуки, перчатки, шляпа.

Ева прибежит к Адаму:

«Здравствуй, мой любовник-папа!»

И пока люблю я тело

На кровати, в кресле, стоя,

Станут слушать оголтело

Эти Родины герои

Наши крики, наши стоны,

Наши хриплые проклятья,

Рапортуя в телефоны

Про любовные занятья…

«Я заметил, что полная луна…»

Я заметил, что полная луна

осенью похожа на бледную попу

китайской красавицы

Луна висит в пространстве белом,

Как попа девушки больной.

Меланхоличной и несмелой,

Туберкулёзной, молодой.

Луна потеет хладной попой,

Как девушка, забывшись сном,

Луна висит над всей Европой,

Но в тучи скроется потом…

А над Китаем, над Бейджином,

Она уже немолода,

Висит, как блюдо с кокаином…

Пасёт она во сне стада,

Степных волков косяк летучий…

И с разрешения дворца

Она подбрита, и колючий

Овал ждёт красного самца…

Смерть Дарвина

В воде болот, под низкой атмосферой

И крокодил, и человек больны

Бактерии с чумою и холерой

Уронены как масло на штаны

Как бутерброд, что из горсти креола

Упал и разлагается, и вот,

Вернувшись из далёких странствий квёлый

От паразита Дарвин и умрёт…

Через полсотни лет его настигла

Личинка паразита с палуб «Бигла»,

С тех пор многометровый паразит

Внутри кишок у Дарвина шуршит…

И умер Дарвин деловито,

О насекомоядных говоря,

Колонии кишечных паразитов

Ведь населяют южные моря…

Природа отомстила джентльмену

За грех его «Origins of the man»,

Червя ему послав в кишок геенну,

И от червя скончался джентльмен…

«Я бы почитал бы книгу об осьминогах…»

Я бы почитал бы книгу об осьминогах.

Их удивительные нравы меня бы увлекли.

Как лежат они, скользкие,

в подводных чертогах,

Такие себе мощные, тонкорукие короли…

Я бы прочитал книгу о твоём кишечном тракте,

Где плывут, простуженные, шампанское и икра.

А потом бы я двигал в твоём бухте-барахте,

И вся бы плакала твоя нора…

«В обветренном автомобиле…»

Ф.

В обветренном автомобиле,

В сухой и голубой ночи,

Вы незнакомкою забыли

Passeport, помаду и ключи…

Passeport, ключи, помаду rouge.

Что скажет ваш угрюмый муж,

Когда узнает, где Вы были,

Что Вы Limonoff посетили?

Звоните в дверь: «Ты где была?»

«Passeport в такси я забыла».

«Откуда ты в такси бежала?» —

«Ах, Limonoff я посещала!»

«Скандал! Такого старика!

Тварь! На колени