Закат и упадок средневековой Сицилии: политика, религия и экономика в царствование Федериго III, 1296–1337 гг. - Клиффорд Бэкман

Негропонта (а это означало, по сути, каждый корабль, который заходил в герцогство или выходил из него), означало, что каждое торговое судно, следовавшее по магистральным путям между Сицилией и Грецией, могло подвергнуться нападению. Мало кто мог избежать нападения анжуйцев, когда огибал Итальянский полуостров, поскольку преобладающие течения и ветры неизбежно приводил его в зону досягаемости неаполитанских галер, выходивших из каждого южного порта, и есть мало свидетельств того, что кто-то предпринял такую попытку. Поэтому, как и в случае с самой Сицилией, торговля герцогства перешла в руки иностранных купцов, на которых венецианские ограничения не распространялись. Доходы от пиратства и каперства резко упали, поскольку теперь кораблям Каталонской компании приходилось выходить в море гораздо дальше, чтобы напасть на суда принадлежавшие не венецианцам, что резко снижало шансы на успех. Теперь сицилийские пираты, как правило, были вынуждены действовать со своих баз на острове или с Кипра и, возможно, из Киликийской Армении.

Лишившись своих амбиций на море, герцогство направило свои усилия на расширение контроля над материковой Грецией. По стечению обстоятельств, как раз в тот момент, когда заключалось перемирие с Венецией, неожиданно умер не оставив наследника правитель северной Фессалии Иоанн II Дука Комнин. Альфонсо-Фадрике, желая воспользоваться моментом, немедленно собрал армию и захватил контроль над над этой провинцией. Продолжались попытки завоевать и Пелопоннес, хотя и с меньшим успехом. Новая череда войн на суше привела к нескольким результатам. Во-первых, на сицилийский рынок было доставлено, главным образом на тосканских кораблях, резко возросшее количество греческих рабов, так что они быстро стали самым ходовым товаром. Во-вторых, расходы короны на содержание герцогства также возросли. Поскольку доходы от пиратства были ограничены, а регулярная торговля практически не приносила доходов, правительство могло содержать свою восточную армию только за счет отчуждения королевско-герцогских владений. Солдатам Каталонской компании были сделаны обширные земельные пожалования, что, вероятно, вдохновило других каталоно-сицилийских авантюристов на эмиграцию в Грецию, как единственное средство поддержать режим. Это быстро стало доминирующим, если не единственным, средством поддержания герцогства и когда больше нельзя было отчуждать земли, короне пришлось прибегнуть, как это было на самой Сицилии, к дарованию прав гражданской и уголовной юрисдикции владельцам фьефов, что сделало их, по сути, фактически независимыми правителями. К 1328 году Федериго понял, что отчуждение земель зашло настолько далеко, насколько это было возможно, и отныне отказывал генеральному викарию в просьбах о разрешении на пожалование новых земель. Эта мера, безусловно, была необходима, но она заставила герцогство искать новые источники дохода, возобновив свои пиратские рейды, которые (тщательно избегая венецианских кораблей), привели Каталонскую компанию к новому конфликту с генуэзцами и анжуйцами, все еще торговавшими в Эгейском море. Поэтому, в 1330 году, Папа отлучил правителей герцогства от Церкви и призвал к крестовому походу против них. 14 июня Иоанн XXII поручил латинскому патриарху Константинополя и архиепископам Коринфа, Патр и Отранто осудить Каталонскую компанию как "раскольников, сынов погибели и детей беззакония", а через неделю король Роберт разрешил всем своим неаполитанским вассалам, присоединившимся к борьбе, добиваться от Папы "полного прощения всех грехов". Готье II де Бриенн в августе 1331 года собрал армию в 800 анжуйских рыцарей и 500 тосканских пехотинцев в Бриндизи и отплыл в Грецию[116]. Однако этот крестовый поход продлившийся два года ни к чему не привел, поскольку Каталонская компания, которая больше не могла защищаться от столь масштабного вторжения из-за отсутствия помощи с Сицилии, просто отказалась от сражения с крестоносцами в поле. Не сумев взять крепости своих врагов с помощью осад или уничтожить их на поле боя, анжуйцы мало чего добились, кроме очередного опустошения греческих земель, хотя в 1334–1335 годах они предприняли еще одну попытку, которая тоже окончилась ничем[117].

В итоге приобретение Афинского герцогства принесло Сицилии только убытки, укрепив решимость ее врагов противостоять ей на всех фронтах. В конце концов, вся борьба за контроль над Сицилией была в значительной степени борьбой за базу, с которой можно было закрепиться на Востоке, и анжуйцы и папство справедливо опасались, что процветающая, мирная Сицилия сделает невозможным возвращение герцогства наследникам прежнего владельца, так же как процветающее, сильное герцогство затруднит усилия по отвоеванию Сицилии. Хотя многие из принятых решений были откровенно глупыми, например, развязанный Альфонсо-Фадрике конфликт с венецианцами на Негропонте или продолжение союза герцогства с турками (что вызвало ожидаемую реакцию Авиньона), в целом сицилийцев мало в чем можно было упрекнуть. Здравый смысл диктовал избавиться от ставших обузой после мира в Кальтабеллотте наемников и если бы византийцы не предали Каталонскую компанию, ее первые успехи в борьбе с турками, вполне могли бы привести к существенному оживлению крестоносного движения в Леванте и завоевать для Федериго определенный авторитет у папства. После установления мира отношение к греческому населению было относительно благосклонным, о чем свидетельствует не только эмиграция греков на Сицилию, но и тот факт, что практически никто из местного населения не выступил на помощь анжуйским крестоносцам в 1331–1332 или 1334–1335 годах, когда это, скорее всего, привело бы к изгнанию Каталонской компании. Коммерческая выгода, вызванная притоком греческих рабов на сицилийские рынки, была сдержана, как мы увидим позже, евангелическими попытками изменить и смягчить практику рабства, обеспечить более гуманное обращение с рабами и облегчить получение свободы тем, кто был в рабство продан. Но невозможность сколько-нибудь значительной торговли между королевством и герцогством (из-за упадка производства и потери рынков сбыта), а также наложенные венецианцами ограничения на пиратскую деятельность герцогства как плата за политический нейтралитет Республики, в конечном итоге привели к тому, что герцогство стало для Сицилии скорее бременем, чем благом, сателлитом, который мог держаться на плаву только за счет постоянного истощения королевско-герцогского домена.

Однако в момент создания герцогства ни один из этих пагубных эффектов не предвиделся. В 1311–1312 годах, после десяти лет мира, когда сицилийская экономика была в основном восстановлена, когда правительства королевства и городов стали стабильными и когда Арагонская корона, казалось, (в очередной раз) была готова начать свою кампанию на Сардинии, казалось, что настало время для последнего шага на пути к свободной конфедерации и доминированию в Средиземноморье.  Казалось, что на всех фронтах главные соперники сицилийцев отступали или, по крайней мере, перешли к обороне. И именно в этот момент Сицилия заключила союз с германским императором Генрихом VII.

III. Все рушится: 1313–1337 годы

Это стало поворотным моментом царствования Федериго, по крайней мере, с точки зрения политической судьбы королевства. С того момента, как Сицилия оказалась втянута в более масштабный конфликт гвельфов и гибеллинов, она столкнулась не только с активным противодействием Авиньона и Неаполя, но и всех гвельфских североитальянских коммун — государств, которые, хотя и были долгое время энергичными торговыми соперниками сицилийцев и неаполитанцев, не проявляли прямого интереса к политической борьбе, охватившей Меццоджорно. Но, открыто встав на сторону гибеллинов, Сицилия полностью изменила