Создатели Красной армии - Владимир Робертович Анищенков

за время последних 20-ти лет моей жизни, подсказывали другое: на стороне белых была масса моих сослуживцев по старой армии (в ту пору я в моем представлении сильно приуменьшал численность офицеров, находившихся в Красной армии, не знал истинного положения дел), среди которых много людей близких мне, с которыми я в прошлом привык считать себя единомышленником, так как в этом прошлом никогда не возникало таких вопросов, которые выдвинуты революцией сейчас. Какой-то голос задавал вопрос: неужели тебе не будет жаль разить этих людей, если ты станешь на сторону красных?

Но по мере обдумывания и взвешивания чаша весов все больше и больше клонилась в пользу красных. Возникли и такие вопросы: а как ты будешь чувствовать себя, если, став на сторону белых, тебе придется разить борющихся на стороне красных твоих двоюродных братьев-рабочих, тоже Фастыковских?

Результатом этих обдумываний было решение стать на сторону красных. […] Но все же нельзя сказать, чтобы червяк, могущий подтачивать и ставить под сомнение правильность принятого решения, был во мне окончательно вытравлен»[38].

Судьба генерал-майора Михаила Владиславовича Фастыковского оказалась столь же колеблемой, как и его размышления. В 1919 году он был зачислен военруком Высшей военной инспекции советской Украины, затем помощником начальника штаба Юго-Западного фронта. В 1920-м он был переведен в школу усовершенствования комсостава «Выстрел». Однако внутренние колебания продолжались. В 1922 году во время инспекционной поездки он бежал в Польшу. Но и там не остался. В 1924 году генерал М.В. Фастыковский вернулся в Россию и преподавал военное дело в МВТУ имени Баумана.

Подобные колебания пришлось пережить многим бывшим офицерам и генералам. Но твердая воля и решительные действия большевиков в создании регулярной армии привлекали многих на службу. Полковник дворянин Сергей Дмитриевич Харламов признавался: «Мне представлялось, что “все погибло”. […] С началом же проявления твердой руки пролетарского управления, с началом создания своей новой Кр[асной] армии (где и мне, грешному, будет отведено хоть какое-нибудь место), я увидел, что Октябрьская революция не только разрушает, но она и создает что-то, причем это что-то имеет свои политические плюсы. Тут уже пробудилась и патриотическая нотка – хорошо сделал, что пошел служить, что никуда не дезертировал»[39].

Убеждение в необходимости службы в Красной армии возрастало по мере ее укрепления на основе высокого воинского долга и дисциплины. Капитан И.В. Высоцкий перешел на сторону советской власти «не в силу понимания советской системы, а в силу уверенности в жесткости этой власти, в отличие от мягкотелости Керенского, а также и вследствие призыва офицеров на службу в Красной армии».

По отчетам Всероссийского главного штаба, в 1918 году в РККА было зачислено 23 тысячи офицеров и чиновников, в 1919-м – 80 тысяч, в 1920-м – 18 тысяч. Итого 122 тысячи человек.

По подсчетам историка флота К.Б. Назаренко, к 1921 году в Красном флоте оказались 6559 бывших офицеров из 8060 имевшихся в русском флоте, что составляет 82 %.

Смело мы в бой пойдем…

После ухода немецких войск ухудшилось положение Донской армии. Командующий Южным фронтом полковник Петр Антонович Славен своими главными силами направил удар в район Кантемировки. Совместными усилиями Восьмой (командующий В.М. Гиттис) и Девятой (командующий А.И. Егоров) армий были заняты Новохоперск и станица Урюпинская.

Этот удар предопределил развал Донской армии. Началась массовая сдача в плен или самовольное расхождение по домам целых казачьих полков. На станции Арчеда сдались семь донских полков с артиллерией. 11 февраля на станции Котлубань рассеялись еще пять полков.

Но Северо-Кавказский фронт в эти же месяцы потерпел поражение.

Зато на Украине по мере освобождения ее от германских войск началось всеобщее наступление Красной армии, почти не встречавшее сопротивления стотысячной армии Директории УНР. Власть Директории Украинской Народной Республики оказалась слабой. Часть населения выступала за самостийную Украину, а другая за «единую и неделимую Россию».

3 января 1919 года Харьков был вновь занят советскими войсками. Был образован Украинский фронт под командованием Антонова-Овсеенко. В ответ Директория объявила войну советской России. Петлюра готовился сражаться за свободную Украину до последнего украинца. Однако армия УНР, не отличавшаяся дисциплиной, потерпела ряд чувствительных поражений от красноармейцев: 22 января под Нежином и 24-го в битве за Бровары. После поражений под Броварами и Дарницей Директория «бросила свое разбитое войско на произвол судьбы». В ночь с 1 на 2 февраля штаб Петлюры и министры выехали из Киева в Винницу.

Советским войскам удалось предотвратить готовившийся петлюровцами взрыв мостов через Днепр. В то же время кавалеристы Богунского полка, совершив переход по льду у Чернобыля, направились в обход петлюровских позиций с северо-запада.

5 февраля 1919 года советские войска вторично вступили в Киев. При этом «население горячо приветствовало своих освободителей, в воздухе не смолкали ликующие крики “ура”». Отличились в Киевской операции Таращанский полк фельдфебеля Василия Боженко и Богунский полк штабс-капитана Николая Щорса. Богунскому и Таращанскому полкам «за геройские и доблестные действия против врагов рабочих и крестьян» были вручены Красные знамена, а командиров Щорса и Боженко «за умелое руководство и поддержание революционной дисциплины в вверенных им частях» наградили почетным золотым оружием.

Петлюровцы оставили красным солидные трофеи: 18 тысяч винтовок, свыше 100 исправных орудий, более 3 тысяч пулеметов, 500 автомобилей.

Николай Николаевич Щорс был назначен комендантом Киева.

Вообще «по счету киевлян, у них было 18 переворотов. Некоторые из теплушных мемуаристов насчитали 12; я точно могу сообщить, что их было 14; причем 10 из них я лично пережил», – писал Булгаков.

«В Киеве не было только греков», уточнял Михаил Александрович, зато были «немцы в тазах на головах», а самыми последними, под занавес, «приехали зачем-то польские паны с французскими дальнобойными пушками».

Свидетель и участник многих этих событий, Михаил Александрович Булгаков оставил их описание в романе «Белая гвардия» и пьесе «Дни Турбиных».

«Рекорд побил знаменитый бухгалтер, впоследствии служащий союза городов Петлюра. Четыре раза он являлся в Киев, и четыре раза его выгоняли», – иронизировал Булгаков.

Но если оставить иронию, то нужно признать, что «петлюровщина» стала национальной идеей украинских свидомых. Антирусские лозунги-установки стали со временем «бандеровщиной».

Красное руководство на свою беду опять проявило нерешительность в окончательном разгроме украинского националистического движения. В результате 6 февраля 1919 года на станции Бирзула состоялись переговоры, на которых Директория предложила Франции признать суверенитет Украины, передать Черноморский флот под управление УНР, допустить автономию армии УНР в составе международных сил, но без участия белогвардейских инструкторов. Власть опять оказалась в руках Петлюры, который первым делом направил странам Антанты ноту о вступлении Украинской Республики в общую борьбу против большевизма до победы. 17 февраля Петлюра направил декларацию французскому командованию в Одессу, в которой просил помощи у Антанты «для освобождения нашей украинской нации и восстановления украинского государства». Через 11 дней французский командующий д’Ансельм заявлял о готовности предоставить помощь УНР при условии отставки из Директории Петлюры и принятия следующих требований: контроль Франции над финансами и железными дорогами Украины, подчинение украинских войск общему командованию Антанты. К этому времени франко-греческий десант уже занял Херсон