Немцы после войны. Как Западной Германии удалось преодолеть нацизм - Николай Анатольевич Власов

из комитетов: «Сперва, еще в плохие времена, многие пытались давать нам взятки продуктами. Искушение было велико, но я подумала, что если взять однажды, то ты окажешься в ловушке, так дело не пойдет. Я получала письма, одно из них было с изображением палача. Для меня это было тяжелое время, даже слишком тяжелое»[35]. За многих анкетируемых ходатайствовали влиятельные в послевоенном обществе структуры и организации. Чтобы самой иметь хоть какую-то опору, Ида вступила в Христианско-демократический союз (ХДС).

В отличие от американцев, которые с самого начала широко освещали работу судебных палат в немецкой прессе, британцы предпочитали информационную закрытость. Регулярные репортажи о процессе проверки анкет начали появляться только под занавес денацификации, в 1948 г. Выборочный характер анкетирования облегчал задачу комитетов, однако позволял преступникам лечь на дно — устроиться на низкооплачиваемую неквалифицированную работу и таким образом ускользнуть от внимания властей. Нередко бывшие нацисты перебирались из американской зоны с ее сплошным анкетированием в британскую.

Случалось, что оккупационные державы действовали несогласованно. Примечательна история почтового служащего Эвальда Фридхофа, жившего в британской зоне оккупации, но работавшего в административных границах «американской» земли Бремен. В июле 1946 г. британцы запретили ему занимать должность в почтовой системе, но после успешной апелляции в ноябре того же года восстановили на службе. Однако весной 1947 г. он снова был уволен, теперь уже американцами. Этот случай активно обсуждался оккупационными властями двух стран.

Печальную известность получило положение дел в британских лагерях для интернированных, где заключенные содержались в довольно плохих условиях. В 1947 г. вспыхнул большой скандал, когда выяснилось, что в специальном центре расследований в Бад-Нендорфе британцы при допросах широко применяли пытки.

Свой подход к денацификации существовал и во французской зоне; иногда его называют наиболее расслабленным и прагматичным из всех. На первый взгляд это может показаться парадоксальным: ведь французы имели гораздо больше причин ненавидеть немецких преступников, чем англичане или американцы. В действительности логика французов была железной: они считали, что проблема не в отдельных лицах, а в культуре и менталитете немецкого народа, — следовательно, нет особого смысла усердствовать в поиске отдельных преступников. При численности населения в 4 млн человек здесь было заполнено и проверено около 670 000 анкет. Первоначально французы использовали форму анкеты, которую разработали самостоятельно осенью 1945 г., а с 1947 г. ввели американскую «короткую» анкету.

Французы первыми из западных союзников, еще осенью 1945-го, начали привлекать к процессу немцев. Органы проверки назывались «комиссии по очищению» — французские власти предпочитали использовать этот термин вместо термина «денацификация». До введения общей системы категорий все прошедшие проверку делились на четыре разряда, что напоминало британскую схему: рекомендовано назначение на ответственные посты, рекомендаций нет, рекомендовано отправить в отставку, немедленное увольнение без права на пенсионное обеспечение. Строго карая преступников, французы в то же время снисходительно относились к тем, кто лишь формально состоял в партии, и охотно допускали таких людей на серьезные должности, если это казалось им полезным. В Сааре, например, к лету 1948 г. больше половины чиновников составляли бывшие члены НСДАП.

Со временем подход к денацификации во всех трех западных зонах проделал одинаковую эволюцию. В начале 1946 г. была сформулирована новая политика американских оккупационных властей: теперь основная идея заключалась не в том, чтобы покарать за прошлое (это была важная, но второстепенная задача), а в том, чтобы выявить и изолировать людей, способных продолжить деструктивную деятельность в перспективе. Если человек демонстрировал готовность отказаться от своих прошлых взглядов, он мог отделаться довольно легко. Денацификация оказалась устремлена в первую очередь в будущее, и эта тенденция только усиливалась. Принцип «интеграция важнее наказания» в первой половине 1950-х лег в основу внутренней политики Аденауэра. Денацификация, проводившаяся в советской оккупационной зоне, расценивается современными исследователями как более качественная и последовательная. Однако и здесь были приняты те же вполне обоснованные и рациональные решения: будущее важнее прошлого, интеграция важнее наказания.

В результате западные оккупационные власти стремительно теряли интерес к тщательной проверке анкет: на повестке дня стояли более важные задачи. Довольно скоро широкие категории лиц стали освобождаться от необходимости проходить назначенную процедуру. Уже в 1946 г. был объявлен ряд амнистий: денацификация отменялась для всех родившихся после 1919 г. (как слишком молодых на момент прихода нацистов к власти), малообеспеченных и инвалидов войны (относительно последних было заявлено, что они явно не выиграли от своего членства в партии). Доля таких освобожденных, по некоторым оценкам, в итоге достигала трех четвертей от общего числа подлежавших проверке. Наказания все время смягчались, все меньший процент представших перед судебными палатами попадал в категории преступников и виновных.

В 1947 г. американский политолог Джон Герц (он родился в Дюссельдорфе, носил от рождения имя Ганс, был евреем и потому в 1935 г. эмигрировал в США) в одной из своих статей привел примеры решений судебных палат: «1) сотрудник гестапо, занимавшийся еврейским вопросом в Касселе, обращался с евреями с особой жестокостью — четыре года трудового лагеря, при этом время интернирования засчитано за два года; 2) тюремный надзиратель, ответственный за жестокое обращение с политическими заключенными: виновен, три года в трудовом лагере, интернирование засчитано; 3) высокопоставленный служащий гестапо в РСХА — попутчик, оштрафован; 4) информатор СД, из-за которого множество людей попали в концлагерь, — виновен, но всего несколько месяцев в трудовом лагере; 5) прокурор в нацистском „особом суде“ — незначительно виновен, полтора года условно, штраф 2000 рейхсмарок; 6) чиновник гестапо, служивший в Польше с 1939 по 1944 г., — четыре месяца тюрьмы; 7) бывший шеф гестапо и СД в Фульде — попутчик; 8) бывший заместитель начальника полиции Нюрнберга, ответственный за кадры и за погром 10 ноября 1938 г. в Нюрнберге, — попутчик, штраф 800 рейхсмарок»[36]. Деньги к тому моменту сильно обесценились, штраф в 50 марок воспринимался как издевка (примерно столько же стоило полкило мяса на черном рынке). Само собой, и в Германии, и в странах-победительницах это вызывало у многих либо возмущение, либо циничное отношение ко всему процессу.

С началом холодной войны приоритеты победителей стали меняться еще заметнее. Уже в 1947 г. был взят курс на ускоренное рассмотрение дел. В октябре в американской зоне приняли специальный закон, упрощавший процедуру и облегчавший последующее трудоустройство тех, за кем не числилось серьезных преступлений. Теперь судебные палаты могли без долгих разбирательств помещать человека в категории IV и V, если к тому не было существенных препятствий. Возник замкнутый круг: чем более поспешной и формальной становилась процедура, тем менее осмысленной она казалась тем, кто ее проводил; в результате они действовали еще более поспешно и формально. Палаты все реже отправляли в другие инстанции запросы для проверки содержавшейся в