И восстанет ветер. Баллады - Даниэль Мусеевич Клугер

Он здесь на французов нарвался:

«Купил для вола на базаре ярмо,

Про лагерь солдатский не знаю!»

Но в сумке большой у еврея письмо

Нашлось — к генералу Барклаю…

«Ну что же, теперь можешь врать иль молчать,

Нам правду бумага сказала!»

Шпиона полковник велел расстрелять,

И кликнул солдат и капрала.

…Слезою лазутчик усы оросил,

Не глядя в солдатские лица.

А после капрала еврей попросил,

Позволить ему помолиться.

Ответил капрал: «Скоро солнце зайдет,

Пора!» И добавил сурово:

«Тебя без молитвы Всевышний поймет,

Коль выписан пропуск свинцовый».

Рукою взмахнул и скомандовал: «Пли!»

Лес дрогнул от птичьего крика.

И залп прогремел. В придорожной пыли

Остался лежать горемыка.

Солдаты нескоро отправились спать,

Хоть новый поход на пороге —

Под бой барабанов им завтра опять

Шагать по Смоленской дороге.

Забвенья искали в дешевом вине,

Потом разбрелись по палаткам.

Мечтали они о предутреннем сне,

Солдатском — глубоком и кратком.

…Капрал у костра оставался один.

Лишь хмурое утро подкралось,

Из ранца достал он сидур, и тфилин,

И бережно сложенный талес.

А где-то вдали грохотала гроза,

И ветер раскачивал крону…

Прочел он молитву еврейскую за

Еврейскую душу шпиона.

Во время войны 1812 года еврейские подданные Российской империи занимали однозначно патриотическую позицию. Великий князь Николай (будущий Николай I), которого никак не заподозришь в юдофильстве, писал в своем дневнике: «Удивительно, что они (евреи) в 1812 отменно верны нам были и даже помогали, где только могли, с опасностью для жизни». Удивительно или нет, но евреи по призыву р. Шнеура-Залмана («Алтер Ребе» — основоположник движения ХАБАД), рискуя жизнью, становились русскими разведчиками, секретными курьерами, проводниками партизанских отрядов. Французы поначалу удивлялись такому поведению — ведь Наполеон был активным сторонником еврейской эмансипации, в его армии были евреи-офицеры и даже генералы (генерал-майор Роттенбур, бригадный генерал Вольф). Однако очень скоро им стало понятно, что под еврейским традиционным платьем скрывается русский «секретный агент».

МЕЧ ПОБЕДИТЕЛЯ

Он молча стоял пред халифом,

В крови — и своей, и чужой.

Звучали хвалебные речи,

И молвил владыка: «Герой!

Ты шел без кольчуги и шлема

В сраженье, с открытым лицом!

Примером был воинам в битве,

Был из храбрецов — храбрецом!

Так дай же свой меч благородный,

Хочу я тотчас приказать

Украсить смарагдом, рубином,

Алмазом — его рукоять!»

Ни пятнышка крови не видно.

Как зеркало, светел клинок.

«Когда же, о воин, оружье

От крови очистить ты смог?»

И воин владыке ответил,

Не пряча лица своего:

«Не нужно оружие чистить,

Коль не обнажаешь его.

Я шел впереди, не склоняясь,

Чтоб воинов в битву вести.

Но в гуще сраженья удара

Ни разу не смог нанести.

Я клялся тебе, о владыка,

В сраженьях быть первым — и вот

Я первый в бою и сегодня,

Но враг — иудейский народ.

Рожден иудеем, но позже

Я веру иную познал,

Отверг я Завет и душою,

И сердцем Пророка признал.

Но клятву принес я тогда же

Себе — не вождю, не царю, —

Что кровью несчастных собратьев,

Оружия не обагрю».

Халиф, отослав приближенных,

Промолвил: «Ты должен уйти.

Тебя мои воины ценят,

Но дальше нам не по пути.

Что воин подумает, глядя,

Как славный его командир

Нарочно себя подставляет

Ударам мечей и секир?

Ты, друг мой, отважен и стоек.

Такое не всем по плечу.

Ступай. Ты был верен, и все же

Я видеть тебя не хочу».

Рассветное тусклое солнце

Светило над пылью дорог.

На запад отправилось войско,

А воин ушел на восток.

…Но в древнем Иерусалиме

Героя не помнит никто.

Лишь путник шагает усталый

С улыбкой на темном лице.

В конце VII века халиф Аль-Малик отправил войско на завоевание иудео-берберского царства, которым правила царица по имени Дакия аль-Кахина. Среди арабских военачальников отчаянной храбростью отличался один — из евреев, принявших ислам.

БАЛЛАДА О КОЭНЕ И ВДОВЕ

Это было на западе Польши

В незапамятные времена.

Шесть веков — или, может быть, больше —

Пронеслись за волною волна…

То ли ветер шумит перелеском,

То ли шепчет чуть слышно трава:

Жили-были в предместье еврейском

Сендер-коэн и Рейзел-вдова.

Слух прошел по предместью весною,

Повторяли не раз и не два:

«Скоро Сендеру станет женою

Молчаливая Рейзел-вдова».

И тогда отворачивать взоры

Стали добрые люди от них.

Пересуды пошли, разговоры...

И к раввину явился жених:

«Рабби Ицхак, хочу я жениться,

И невеста скромна и тиха.

Полюбил я вдову, не девицу!

Чем же эта невеста плоха?!»

Был раввин непривычно спокоен,

Только руки дрожали сильней:

«Ты — из рода священников, коэн,

Ты жениться не можешь на ней!

То ль злонравие мужа причиной,

То ли так уж сложилось само,

Но супруг перед самой кончиной

Подписал разводное письмо.

Были мутные сплетни в народе,

Но свидетелей есть имена,

И выходит,