Лекарь Империи 6 - Александр Лиманский

это касается вдвойне. Никаких фокусов с «Эгидой», никаких допросов под видом лечения и прочих гениальных идей. Понял? Ты сейчас — самый скучный, самый заурядный, самый незаметный Подмастерье в этой больнице.

— Понял, — кивнул я.

— И никаких операций! — помахал пальцем в воздухе Шаповалов.

Я кивнул

Понял, но не принял. Играть по их правилам — значит, заведомо проиграть. Но спорить сейчас бессмысленно. Нужно сделать вид, что я подчинился. И ждать.

— Скукотища какая будет, — вздохнул Фырк, устраиваясь у меня на плече. — Никаких интриг, никаких расследований. Будем аппендициты вырезать по инструкции. Тьфу!

— Ненадолго, пушистый, — успокоил я его. — Они сами дадут нам повод нарушить правила. Я в этом уверен.

Оставив последние наставления, Шаповалов вышел. Когда дверь за ним закрылась, все выдохнули.

— Фу-у-ух… Ну и дела… — протянул Славик, оседая на стул. — У меня аж ладони вспотели. Целая делегация магистров…

— Да уж, влипли, — подхватил Суслик, снова принимаясь за свои ногти. — Теперь за каждую запятую в истории болезни будут дрючить. Я сегодня же ночью все свои истории перепроверю…

— А мой дядя… — Пончик выглядел так, будто вот-вот расплачется. — Он же такой… правильный. Если найдет хоть малейшее нарушение… он же меня лично в порошок сотрет, на родство не посмотрит…

Крылов, до этого молчавший в углу, нервно хохотнул.

— Вам-то что, — прошипел он. — Вас Шаповалов прикроет. А я для них — предатель. Если они узнают, что я… — он осекся, испуганно посмотрев на меня.

Паника. Главный враг любого коллектива.

Сейчас они начнут накручивать друг друга, и к обеду вся хирургия превратится в сборище параноиков. Этого нельзя допустить.

— Тихо, — сказал я. Не громко, но так, что все мгновенно замолчали и повернулись ко мне. — Паника — это именно то, чего они от нас ждут. Они хотят, чтобы мы начали суетиться, ошибаться, подставлять друг друга. Не доставляйте им такого удовольствия.

Я обвел взглядом каждого из них.

— Семен, иди к дяде. Узнай все, что сможешь. Максим, Слава, у вас пациенты. Идите и спокойно делайте свою работу. Чем профессиональнее и увереннее мы будем себя вести, тем меньше у них будет поводов для придирок. А ты, — я посмотрел на Крылова, — держись меня. И помалкивай. Все вопросы ко мне.

Мои слова подействовали. Паника улеглась, сменившись деловитой сосредоточенностью. Они кивнули, и ординаторская начала пустеть.

Ну вот. Теперь у них есть четкий план действий. А у меня — немного времени, чтобы разработать свой.

Тише воды, ниже травы. Легко сказать. Но это не оборона, это позиция страуса, засунувшего голову в песок.

Они пришли сюда не для того, чтобы найти реальные нарушения. Нужно действовать на опережение. Нужна информация.

— Фырк, новое задание. Самое важное на данный момент. Бросай все и следи за этими проверяющими. Ты — мои глаза и уши. Мне нужно знать все: с кем они говорят, в какие документы лезут, о чем шепчутся в коридорах. Что они ищут на самом деле.

— Эй! — тут же возмутился фамильяр, спрыгивая с моего плеча. — А как же твои проблемные пациенты? Яна в своей медвежьей спячке и Ашот со своей вселенской обидой! Ты же сам просил за ними приглядывать!

Он прав. Я разрываюсь. Но нужно выбирать приоритеты.

Я потер переносицу.

Угрозы нужно классифицировать. Яна и Ашот — это сложные, нерешенные проблемы. Но они пассивны. А эти магистры из Владимира — это активная, прямая и неминуемая угроза прямо здесь и сейчас.

— За ними пока наблюдают приборы и дежурные сестры, — твердо ответил я. — Это медицинские загадки, за ними лучше следить тебе ночью. А вот проверяющие — это хищники, которые уже начали охоту. Сейчас важнее понять их тактику. Вечером вернешься к своим постам. А пока — вся концентрация на них'.

— Понял-принял! — Фырк тут же сменил гнев на милость, почуяв настоящую интригу. — Начинаю операцию «Уховертка»! Буду вашим тайным агентом ноль-ноль-бурундук! Если что важное — сразу сообщу телепатическим писком!

Я почувствовал, как его присутствие рядом со мной стало невесомым и растворилось в воздухе. Он отправился на задание.

Война началась. И первый ход в этой партии будет за мной.

* * *

Анна Витальевна Кобрук шла по коридору больницы, стараясь сохранять внешнее спокойствие. Ее лицо было непроницаемой маской профессионализма, но внутри все кипело.

Она чувствовала себя не хозяйкой в своем доме, а комендантом осажденной крепости, вынужденной проводить экскурсию для вражеского генерала.

Магистр Журавлев шествовал впереди, заложив руки за спину.

Он не шел — он маршировал, осматривая свои новые владения. Его свита — подобострастный Демидов, молчаливый Воронцов и строчащий в блокноте Величко — следовал за ним, создавая волну почтительного страха, от которой персонал шарахался к стенам.

— Это что за пятно на стене? — Журавлев резко остановился и ткнул пальцем в едва заметный, давно высохший след от протечки у потолка.

— Была авария в системе водоснабжения три месяца назад, Магистр, — спокойно, чеканя каждое слово, ответила Кобрук. — Заявку на косметический ремонт мы подали в региональное управление немедленно. Бюджет на этот квартал вы нам до сих пор не согласовали.

Журавлев поморщился, словно съел лимон, но проигнорировал ее выпад. Он прошел дальше и заглянул в первую попавшуюся палату.

— А почему в палате номер девятнадцать только три койки? По нормативу Гильдии должно быть четыре!

— Потому что на четыре койки по тому же нормативу положено две медсестры в смену, — парировала Кобрук, не моргнув глазом. — А вы за последние два года не прислали к нам из столичной медакадемии ни одного молодого специалиста младшего персонала. У меня физически не хватает персонала для обслуживания четвертой койки.

Журавлев побагровел. Он не мог спорить с ее железной логикой, поэтому просто повернулся к своему заместителю.

— Величко, запишите, — бросил он. — Недоукомплектованность палат. Грубейшее нарушение.

— Уже записал, Магистр Журавлев, — поддакнул Величко, не поднимая глаз от своего блокнота.

Воронцов, всю дорогу шел молча, не задавая вопросов и не делая записей. На его тонких губах играла загадочная, едва заметная улыбка.

Его молчание и эта вежливая, ядовитая ухмылка пугали Кобрук гораздо больше, чем напыщенный гнев Журавлева. Он был не солдатом, а стратегом. Он наблюдал, оценивал, искал настоящее слабое место, чтобы нанести один, но смертельный удар.

Величко-старший, тоже молчал, но его ручка беспрестанно