Лекарь Империи 6 - Александр Лиманский

«Моя кость в горле, — подумал Журавлев, чувствуя, как внутри разгорается злорадное предвкушение. — Ну ничего. Сейчас ТЫ этой костью и подавишься».

Он прошел к столу и сел во главе, на единственное кресло с высокой спинкой, подчеркивая свой статус. Медленно, с наслаждением, он положил синюю папку прямо перед собой.

Оружие на столе.

— Рад, что все собрались, — начал он елейным, обволакивающим голосом. — Правда, радость моя на этом, к сожалению, заканчивается. В ходе нашей… инспекции… были выявлены некоторые, скажем так, вопиющие несоответствия в работе вашего хирургического отделения. Вы все будете отстранены от целительской практики до дальнейшего разбирательства.

Он сделал паузу, давая своим словам впитаться в гнетущую тишину.

— Можно хотя бы узнать, в чем конкретно нас обвиняют? — холодно, чеканя каждое слово, спросил Киселев.

— Конечно! — Журавлев расплылся в улыбке. — Например, в том, что вы доверили Подмастерью, — он ткнул пальцем прямо в Разумовского, — самостоятельно проводить сложнейшие операции! Что является грубейшим нарушением устава Гильдии!

— Исключено! — Кобрук вскочила со своего места. — Все операции, о которых вы говорите, проводил лично Мастер-целитель Шаповалов! Разумовский лишь ассистировал!

— Подтверждаю, — глухо пробасил Шаповалов. — Вот этими руками.

— Правда? — Журавлев приподнял бровь, его улыбка стала еще шире. Он медленно открыл синюю папку. — Игорь Степанович, вы, должно быть, великий целитель. Настоящий магистр телепортации. Вы умеете находиться в двух местах одновременно?

Он вытащил из папки два листа и положил их на стол рядом.

— Вот, операция у пациента Мурадяна. Трепанация черепа. Проводил Мастер-целитель Шаповалов, ассистировал Подмастерье Разумовский. Дата, время, подписи. А вот, — он положил рядом второй лист, — экстренная операция у пациентки Седаковой. Разрыв селезенки. Проводил Мастер-целитель Шаповалов, ассистировал Целитель третьего класса Зубов. Время… совпадает с операцией Мурадяна.

Он откинулся на спинку кресла, наслаждаясь гробовой тишиной и растерянностью на их лицах.

— И это только начало. У меня тут еще несколько таких… пар. Смирнова и Петренко. Тоже одновременно. Как вы это объясните, господа целители?

— Все документально подтверждено! — уверенно ответила Кобрук, ее голос звенел сталью. — Операции у пациенток Седаковой и Петренко были экстренно приостановлены для оказания помощи в более тяжелых случаях! Протокол это позволяет!

— То есть Мастер Шаповалов каждый раз бросает одного пациента на столе, чтобы побегать на операции к Подмастерью Разумовскому? — Журавлев саркастически приподнял бровь. — Весьма необычная методика обучения.

— Это были экстренные, уникальные случаи! — Шаповалов попался на крючок, его лицо побагровело. — Меня вызывали как старшего, я брал с собой Разумовского для обучения! Он — талант, я его натаскиваю!

«Попались! — мысленно возликовал Журавлев. Именно этой реакции он и добивался. Они начали оправдываться, а значит — признали, что ситуация была нештатной.»

— Правда? А у меня совершенно другие сведения, — он откинулся на спинку стула, наслаждаясь моментом.

Он откинулся на спинку стула, медленно поднял голову и, не оборачиваясь, громко крикнул в коридор:

— Заходи!

Дверь со скрипом отворилась.

В кабинет неуверенно вошла молодая медсестра — высокая блондинка с большими, испуганными голубыми глазами. Она сжимала в руках край своего белоснежного халата, костяшки пальцев побелели от напряжения.

«Внушительный экземпляр, — отметил про себя Журавлев. — И податливая, судя по нашему утреннему разговору. Может, после этого триумфа удастся пригласить ее на бокал шампанского вечером.»

— Эта девушка, — он театрально обвел ее рукой, — и еще ряд опрошенного медицинского персонала утверждают обратное.

Журавлев сделал паузу, наслаждаясь эффектом разорвавшейся бомбы.

— Они утверждают, что это Подмастерье Разумовский проводил те самые сложнейшие операции. А вы, Мастер Шаповалов, лишь ассистировали!

Тишина в кабинете стала осязаемой, плотной, как вата.

Кобрук побледнела, ее губы сжались в тонкую, белую линию. Шаповалов вскочил, опрокинув стул, его лицо налилось кровью.

— Это ложь! Гнусная, подлая ложь!

— Сядьте, Мастер Шаповалов, — ледяным тоном приказал Журавлев. Он медленно обвел взглядом их ошеломленные лица.

«Глупцы, — подумал он, смакуя момент. — Они все еще думают, что могут выкрутиться. Не понимают, что игра уже окончена. Утром я лично допросил эту девчонку. Она раскололась за пять минут. Запела соловьем — и про то, кто на самом деле оперировал, и про то, как эта железная леди Кобрук собрала их всех и под страхом увольнения запретила болтать. Это конец».

— За то, что вы сознательно покрывали и доверяли сложнейшие вмешательства неопытному Подмастерью, — продолжил он, — подвергая жизни пациентов смертельной опасности, вам всем грозит полное отстранение от службы. Без права и возможности дальнейшей практики. Это конец карьеры.

Он повернулся к дрожащей медсестре.

— Ну же, девочка, не бойся. Расскажи уважаемым Мастерам, что именно ты видела своими глазами…

Глава 8

Журавлев нагло протянул свою пухлую руку к молодой медсестре, стараясь сохранить на лице ободряющую улыбку. И погладил ей по плечу, как бы подбадривая. Тепло ее кожи пробиралось даже сквозь халат.

Но у него внутри уже начинала закипать от раздражения. Он был в шаге от триумфа. Оставалось лишь, чтобы эта девчонка произнесла несколько фраз, которые он уже слышал ранее.

— Ну же, Дашенька, говорите смелее, не стесняйтесь! — его голос был елейным, почти отеческим. — Расскажите всем, что вы видели.

«Сейчас эта девчонка разговорится, и они все поплывут. — Думал он, предвкушая победу. — Конец их карьерам. И начало моему плану! Я — победитель, который навел порядок в своей епархии и не только. А дальше мой план сработает!»

Даша растерянно моргала, переводя взгляд с его лица на каменное лицо Кобрук, на побагровевшего Шаповалова. И, наконец, на абсолютно спокойного Разумовского, который смотрел на нее без всякого выражения.

На ее щеках проступил яркий румянец смущения.

— Я… я не понимаю, что именно вы хотите услышать, господин магистр.

«Что⁈ — Мысленно взорвался Журавлев, хотя на его лице не дрогнул ни один мускул. — Да она просто нервничает! Боится что я уеду, а они тут останутся и накинутся на нее. Уволят. Они все так держатся за свои насиженные места. Надо ее подбодрить!»

Он сделал глубокий вдох, стараясь сохранить самообладание. Нельзя показывать слабость перед этими провинциалами. Они только этого и ждут.

— Дашенька, милая, — его голос стал чуть жестче, отеческие нотки сменились стальными. — Вспомните наш утренний