Лекарь Империи 6 - Александр Лиманский

за паническая смс-ка «приезжай срочно, нас топят»? А потом когда я уже был здесь, вторая: «войди в кабинет, сядь в угол и молчи»? Анна Витальевна, что здесь, черт возьми, происходит?

— Потом расскажу, Корнелий. Обещаю, — Кобрук устало отмахнулась и повернулась к нам. — А сейчас… Что это было? Кто-нибудь может мне объяснить?

Все взгляды обратились ко мне.

Шаповалов, Киселев, Кобрук, даже Мышкин — все смотрели, ожидая ответа. Фырк, невидимый для остальных, гордо выпятил свою пушистую грудь.

— Мой двуногий — гений! Видели, как он этого напыщенного индюка раскатал? По косточкам разобрал!

— Не совсем так, пушистый, — поправил я его мысленно. — Я не раскатал. Я просто показал ему, что знаю правила его игры. И что у меня на руках есть козыри посильнее.

— Это была попытка захвата власти в больнице, — объяснил я вслух. — Журавлев нагонял жути, чтобы мы сломались. Возможно, сами во всем признались от страха. Он не искал правду. Он приехал сюда, чтобы создать предлог для нашего отстранения.

— Но ты же говорил, что он приведет с собой всю комиссию! — напомнил Шаповалов. — Что они будут проверять каждую бумажку!

— У меня было несколько вариантов развития событий, — спокойно ответил я. — Я не стал озвучивать самые плохие, чтобы не нагнетать панику.

На самом деле, я просчитывал именно этот вариант.

Комиссия — это дымовая завеса. Бюрократическая возня. Настоящую игру такие, как Журавлев, всегда ведут один на один. Без свидетелей.

— И какой же был самый плохой? — поинтересовался Киселев.

— Этот, — я обвел взглядом комнату. — Что Журавлев придет один, чтобы лично меня уничтожить, а вас всех — запугать и сделать ручными. Его крики «уволю, лишу лицензий, конец карьерам» — это классическое нагнетание страха для последующего «милосердия». Сначала сломать волю, а потом предложить подчинение в обмен на прощение. Старый, как мир, прием.

— Ха! — Шаповалов расхохотался, ударив себя по колену. — Да ты его план лучше рассказал, чем он сам бы смог!

— Фух, было жарковато! — Киселев вытер со лба выступившую испарину. — Когда он орать начал, я, честно говоря, думал — все, конец. Приплыли.

— Чего вы смеетесь? — Кобрук резко встала. Ее лицо снова стало жестким. — У нас в больнице разгуливает злой, как цепной пес, глава Владимирской Гильдии! Он ищет на нас компромат и рано или поздно найдет!

— Спасибо, что так быстро организовали персонал, — поблагодарил я ее. — Они действительно вам преданы.

На самом деле, я был поражен. Собрать всех ключевых свидетелей за пару часов, убедить их сыграть в эту опасную игру… Для этого нужен не просто авторитет. Нужна абсолютная, слепая преданность.

Она держит эту больницу не страхом, а уважением.

— Еще бы! — фыркнула Кобрук. — Когда я обходила отделения, все как один говорили — эти областные чинуши им уже поперек горла! Зарплаты не повышают, условия только ухудшают, только требования новые придумывают! Они были рады вставить палку в колеса Журавлеву.

— Да ты у нас прямо Жанна д’Арк! — засмеялся Киселев. — Глава местного восстания! Скажешь слово — и завтра весь младший персонал на вилы Журавлева поднимет!

Все рассмеялись, и это был смех облегчения. Напряжение, висевшее в комнате последние полчаса, наконец-то ушло.

— Однако расслабляться нельзя, — предупредил я, когда смех утих. — Журавлев так просто не отступится. Он унижен, а униженный враг опасен вдвойне. И главное — нам все еще нужно понять, зачем я ему понадобился. Что он на самом деле задумал?

— Согласен, — кивнул Шаповалов, становясь серьезным. — Слишком уж целенаправленно он на тебя охотится. Это не похоже на обычную бюрократическую грызню.

Остаток дня прошел в тягучем, напряженном затишье.

Журавлева и его свиту никто не видел — видимо, они собрались в своем штабе, зализывая раны и разрабатывая новый план атаки.

Я же, в свою очередь, старался быть образцовым Подмастерьем: проверял пациентов, ассистировал на плановых операциях и вел документацию с каллиграфической точностью, не оставляя ни единой зацепки.

Вечером, перед уходом, я поймал Шаповалова в ординаторской.

— Игорь Степанович, завтра у меня официальный выходной. Я уезжаю из города.

Он оторвался от бумаг, и в его глазах промелькнуло беспокойство.

— Уезжаешь? Куда это?

— Еду к барону фон Штальбергу на прием, — спокойно ответил я.

— К барону? — Шаповалов присвистнул. — Ого! А ты, я смотрю, высоко летаешь, Разумовский! Сначала магистров успокаиваешь, потом с аристократами ужинаешь.

Мне нужно, чтобы он знал.

Чтобы, если Журавлев попытается устроить какую-нибудь провокацию в мое отсутствие, Шаповалов был в курсе, где я и с кем. Связь с бароном — это мой страховой полис.

— Удачи тебе там, в высшем свете, — он похлопал меня по плечу. — А я тут оборону держать буду. Если что — звони.

Вечером мы с Вероникой отправились по магазинам.

Я намеренно повел ее в самый дорогой и пафосный бутик в центре города — место, куда она раньше даже не осмелилась бы заглянуть.

Вероника сначала чувствовала себя неуютно, робко касаясь шелковых и бархатных платьев, но потом, подбадриваемая мной, вошла во вкус.

Она примеряла одно платье за другим, кружась перед огромными зеркалами в золоченых рамах, а я сидел в мягком кресле и не мог отделаться от мыслей о Журавлеве.

Мозг продолжал анализировать.

Его отступление было слишком быстрым, слишком гладким.

Он не похож на человека, который легко сдается. Значит, он понял, что лобовая атака провалилась, и решил сменить тактику.

Он будет бить исподтишка. Через документы, через слухи, через подставных пациентов. Он ищет мое слабое место. А я до сих пор не знаю, зачем ему это.

— Ну как тебе это? — голос Вероники вырвал меня из раздумий.

Она вышла из примерочной в длинном изумрудном платье, которое идеально подчеркивало ее фигуру и делало глаза ярче. Она выглядела как настоящая аристократка.

Вот ради чего все это. Ради вот таких моментов.

— Потрясающе! — искренне сказал я. — Берем!

— А это? — она скрылась и через пару минут появилась в другом — темно-синем, почти черном, с изящной серебряной вышивкой по подолу, напоминающей морозные узоры на стекле.

— Тоже берем!

— Илья! — она рассмеялась, ее смех эхом отразился от высоких потолков. — Мы не можем купить все платья в этом магазине!

— Почему не можем? — я улыбнулся в