Хроники Короны. Восстание - Владислав Горревой

с толстыми линзами, чтобы видеть лучше, и оглядела пустующую гостиную. Стихия той роковой ночью бушевала. Жутко грохотал гром, ярко сверкали живые пучки молний, жестоко бил по поверхностям мощный ливень.

— Ты надеялась на спасение, Теата? — громогласно зарычал мужской голос. — А зря!

— Очередная молния осветила дверной проём, в котором, торжествуя, весьма нескромно красовалась чья-то мужественная и загадочная фигура, — продолжил завывающий голос рассказчика.

— Кто ты такой? — охнув, схватилась за морщинистый лоб зажиточная старушенция. — Неужели я назначила массаж стоп на такое позднее время?

— Неверно, бабуля, — загоготала злодейская тень, укрывающаяся под чёрным плащём. — Я – каратель. Я – тьма, прилетающая на крыльях ночи! Прошло много кругов после того, как из-за тебя умер мой отец. Теперь же настал твой черёд!

— Нет, нет, нет! Только не убивай меня… — закатила глаза от ужаса мадмуазель. — Я не могу перенести завтрашнюю стрижку!

— Вы все повторяете одно и то же: у меня есть дети, семья, я не завершила дела и не оплатила долги, — торжествовал сам с собой незнакомец. — Но только позвольте задать вопрос: почему вы вспоминаете об этом только перед смертью?

— А как же ещё тогда задобрить убийцу? — вскинула брови домиком скупая вдова.

— Ох, милая Теата. Это был риторический вопрос! Тебе пора отрезать нос!

Глубокой ночью, когда Туман уже опустился на землю, заполонил собой кривые и весьма узкие улочки Онфоста и одновременно принял их в душащие объятья, как мужчина, ненавидящий болтливую тëщу, и когда зашторенные, забитые, закирпиченные и заклеенные окна жителей наконец потемнели, по всему городу оставалось лишь несколько точек, в которых горели тусклые ручные фонари, лампады или свечи, – рабочие посты шварцев, которые обычно обходили стороной различные карманники и лицемеры. И вот на одном из таких следительных постов, допустим, расположенном на известной вам Терриякки, обстановка складывалась следующим культурным и развлекательным образом…

Скобель Тарасович не испытывал счастье в Туманные ночи, точнее сказать, он их ненавидел. Начну с того, что снаружи постоянно потели от уличной мокроты смотровые окошки, и шварцу приходилось протирать их каждые тринадцать с половиной минут. Продолжу тем, что по ночам смотрители порядка имели право отправиться по домам, но сегодня наступила отнюдь не одна из тех ночей. Возможно, Скобель с удовольствием уснул бы на рабочем месте, как, например, низкорослый скряга Берни с улицы Саранди, однако чувство долга и ответственности нестерпимо жгло желание откинуть уютное кресло-качалку, что тайком пронёс на работу Тарасович, и храпеть без умолку.

— Ты так и не поняла, кто я, дорогуша? — доносилось из граммофона. — Я – несостоявшаяся месть, я тот, кто вырос без богатого отца, гребущего деньги лопатой! Узри же, Теата! Я сын Лая, который кинул нашу семью на растерзание риелторам, ради тебя!

— О, Великий Влас, — вскричала женщина, глядя, как злодей сбрасывает мокрый чёрный плащ на мраморный пол. — Только не расшвыривай свои вещи по особняку! Я только недавно оплатила ремонт и чистку! И я не думала, что твоя робкая мамаша выдаст меня. Погоди-ка, а ты сын какого именно Лая? Того уродливого, что отрастил усы до колен? Или того, которому тёща отрезала ухо?

— Я – сын Троя “Джентельмена” Лая!

— Что?! — обезумела от ужаса старуха. — Только не он и не его проплешина на макушке!

— И тогда дуло револьвера направили на бедную женщину, оставившую разбивание сердец в прошлом, — нарастил напряжение рассказчик. На заднем плане заиграла трагичная органная мелодия. — Она упала с бархатной сидушки на пол и отскочила к балкону, попала прямо под ледяной дождь. Она с особой ловкостью заскочила на парапет и почти спрыгнула в простирающийся внизу пруд, когда в воздухе прогремел выстрел. Ослабевшее тело, издав душераздирающий вопль, камнем рухнуло в воду. Конец второй серии под названием “Каратель в мокром плаще из окрестностей Ивового квартала”.

Скобель остановил запись, закончившуюся раскатом грома и старушечьим криком, Театы, и щелкнул на бирюзовую кнопку с облупившейся краской. Паровой граммофон прекратил едва слышимое дребезжание и вошёл режим сна. Не зря старик с утра пораньше зашёл на рынок и после недолгих раздумий выбрал многосерийную аудиодраму “Мстители из Нью-Вестфорна” – любимейшую и заслушанную до тугоухости второй степени среди здешних стариков. “Мстители” навевали Скобелю приятную ностальгию по детству, проведённому в северо-западной провинции. Пятьдесят один круг назад в моду только входили спонтанные и иногда спланированные убийства.

А Килл Блад, создатель недавно вышедшей аудиодрамы, уж точно знал толк в атмосфере тех леденящих душу деньков. Сценаристу, по газетным слухам, исполнилось восемьдесят кругов, но он всё так же, как в былые деньки отчётливо помнил те маньячные истории, о которых тогдашняя ребятня болтала днями напролёт.

Старичок профессионально зевнул, с силой потянулся, да так, что у него едва не свело ногу, положил на колени, спрятанные под шерстяным красно-чëрным пледом, связанным ещё на удивление живой матушкой, новую, уже вчерашнюю, газету и правой лапой ухватился за добротную чашку пурпурного сливового напитка “Неясная Мэгги”, пять минут назад как возвращённого с улицы. Условия, при которых раскрывался чудесный вкус напитка, – настой в Тумане (от десяти до двадцати минут) и частичное обледенение (последнее шварц выполнил, также поставив чашку на улицу).

Скобель приподнял её к обсохшим губам и жадно глотнул синеватую жидкость. На вкус она оказалась приятной и бодрящей – то, что нужно ночному работнику без отпусков. Раскрыв газету, старик принялся читать о новостях Мейна. Заголовок “Открытие очередного филиала братьев Бейтсов прямо в столице!” и дальнейшее полностью поглотило внимание старика. Он активно следил за развитием событий с ещё молодыми учёными с тех самых пор, когда те впервые появились в газетных статьях. Поэтому Тарасович уж точно знал о их разборках в суде с неким богачом Трекъюлом, владельцем нескольких фабрик. А закончилась вся та беготня лишь за одну-две недели до конца осени. То есть не так давно. Говорят, в разборках участвовал сам господин Судья из Онфоста – один из лучших специалистов и знатоков законов. А наш старик, повод гордиться, знал Судью лично – иногда пересекался с ним по работе, ведь шварцы раз в месяц являлись в главное здание Онфоста для докладов о происшествиях на улицах, отданных им для охраны. Туда же приходил и Судья Варди, а также остальные важные и от пота влажные лица.

Старик. Так звали заслуженного шварца горожане, в особенности жители улицы Терриякки. Хотя Скобелю и исполнилось шестьдесят