«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев

жизненного уровня широких масс населения происходит процесс перевооружения армии, новое военно-морское строительство, создание новых родов войск – химических, танковых частей и т. д. – накопление весьма значительных мобилизационных запасов. Первоклассные армия и флот, искусственно взращенные на тощей экономической почве Японии, призваны восполнить экономические изъяны страны. Экономическая потенция военной силы раскрывается и реализуется в разбойничьих захватах новых колоний для получения источников дефицитного сырья и для увеличения узкого „национального“ дохода метрополии за счет эксплуатации колониальных народов. Она реализуется далее в том, что победы японского оружия должны обеспечить приток иностранных займов, как это было во время русско-японской войны. Подведя итог сказанному и выражаясь образно, мы можем сказать, что военная сила японского империализма представляет собой бронированный кулак, приводимый в движение слабой мышцей. Способность этого кулака нанести сильный удар не должна быть недооценена, но вместе с тем надо правильно оценить и недостаточную выносливость японской экономики – этой движущей мышцы – для нанесения повторных ударов, для экономического питания системы ударов, из которых будет складываться грядущая война.

Должно быть отмечено, что применительно к слабой экономической основе своего военного аппарата японские военные круги придерживаются известной стратегической доктрины внезапного нападения и короткого сокрушительного удара.

Взгляды японской военщины были отчетливо выражены в 1935 г. бывшим военным министром генералом Араки.

„Если война начнется, – заявил Араки в беседе с редактором экономического журнала „Тойо Кейдзай“, – ее нужно вести как можно быстрее. Фронт может быть расширен до любых пределов, но зато срок войны должен быть сокращен. За год можно потратить на военные расходы сколько угодно… Необходимо действовать так, чтобы пока еще не умолкли клики „банзай“, провожающие воинов на фронт, уже послышались клики „банзай“, приветствующие вернувшихся победителей“. На этой концепции сходятся, по-видимому, все японские внутриармейские группировки. Ген. Хаяси, лидер группировки „контроля“, сменивший в начале 1934 г. Араки на посту военного министра, высказался приблизительно в таком же духе. „В современной войне, – сказал Хаяси 17 мая 1935 г. в беседе с делегатами партий Сеюкай и Минсейто, первые 5 или 12 месяцев решают конечный исход войны. Следовательно, важно, чтобы армия была оснащена и приведена в полную готовность для действий в любое время“.

Японские военные круги отдают себе отчет в том, что серьезная длительная война не по силам японскому народному хозяйству при нынешнем его уровне развития. Японские военные деятели из этого делают вывод, что подготовка к войне должна быть направлена к тому, чтобы войну сделать настолько большой по силе сокрушения, чтобы она оказалась короткой. Вместе с тем руководящие круги японской военщины правильно учитывают, что односторонние субъективные желания Японии не смогут определить сроки и масштабы войны и что страна должна быть готова к большой затяжной войне. В этом направлении и идет в действительности вся подготовительная работа по мобилизационному развертыванию японского народного хозяйства.

Таким образом, выше рассмотренные слабости экономического базирования войны становятся фактором, подталкивающим военные круги к непрерывному расширению и усовершенствованию армии и флота с тем, чтобы не только в первых решающих столкновениях продемонстрировать перед всем миром перевес японской мощи, но чтобы также быть готовыми к длительному военному и экономическому напряжению»[527].

«Степень напряжения, которого потребует „большая война“ от Японии, – утверждают Е. Иоган и О. Танин, – означает не только жертвы миллионов человеческих жизней, но означает хозяйственную катастрофу для Японии, обречение на голод большинства японского народа и неизбежность в силу этого крайнего обострения классовой борьбы в стране и угрозы революционного взрыва.

Но даже при самом крайнем напряжении своих экономических ресурсов Япония не сможет мобилизовать необходимых для войны натуральных и меновых стоимостей. Она принуждена будет искать внешних займов и притом в громадных размерах, ставящих ее в зависимое положение от других держав.

При всем этом тот, кто захотел бы финансировать японские военные авантюры, очень скоро должен будет убедиться в том, что не только выращивает и подкармливает своего завтрашнего врага, но что средства, которые потребовались бы Японии, во многом превосходят ее возможности расплаты по своим обязательствам»[528].

4.4. «Лично я все больше и больше привязываюсь к тебе и более чем когда-либо хочу вернуться домой, к тебе»

(из письма «Рамзая» Кате Максимовой)

Екатерина Александровна Максимова родилась в 1904 г. в Петрозаводске. Отец ее, Александр Флегонтович, служил в губернском управлении, мать, Александра Степановна Гаупт, происходила из русских немцев.

После революции Александр Флегонтович вплоть до своей кончины занимал долж ность секретаря Петрозаводского отдела коммунального хозяйства, а Александра Степановна работала председателем плановой комиссии Петрозаводского городского Совета. Кроме Кати, в семье было еще трое детей – младшие сестры Татьяна, Мария и брат Валентин.

С детства она интересовалась музыкой и искусством, изучала французский, увлекалась театром. В Петрозаводске посещала театральную студию, где художественным руководителем был Юрий Николаевич Юрьин, а в 1922 году поступила в Ленинградский государственный институт сценических искусств. Когда Катя училась в вузе, она узнала, что ее педагог Юрьин заболел туберкулезом. Друзья больного выхлопотали ему разрешение на поездку в Италию, на Капри, где было солнце и чистый, живительный воздух. Самостоятельно Юрьин, которого к тому времени бросила жена, оставив у него на руках дочку, не смог бы осилить такую поездку. И тогда Максимова, оформив со своим педагогом брак, взялась сопровождать его на лечение за границу (по крайней мере, так эта ситуация выглядела по рассказам самой Кати). Перед отъездом Екатерине Александровне Максимовой было выдано свидетельство о том, что она окончила в 1925 году курс по «Драматическому отделению» по классу профессора Л. С. Вивьен, сыграв во время обучения роль «Воспитанницы» – Нади.

Медицина и природа оказались бессильны. Осенью 1927 года Юрьин умер в одной из больниц на Капри. Екатерина вернулась в СССР и отдала дочку умершего супруга его родственникам.

В ноябре того же года она перебралась в Москву и поселилась в комнате коммунальной квартиры по адресу: Нижне-Кисловский переулок, дом 8/2, квартира 12. Вместо театра она почему-то устроилась работать на завод «Точприбор», аппаратчицей, бригадиром, затем начальником цеха.

Екатерина давала уроки русского языка иностранцам. Среди них были немцы – сотрудники Коминтерна, один из них Вильгельм Шталь познакомил ее с Рихардом Зорге в том же 1927 году. Вильгельм (Вилли) Давыдович Шталь[529] выполнял отдельные поручения Коминтерна в Польше и Германии в качестве курьера Отдела международной связи ИККИ. По распространенной версии, Шталь и Максимова познакомились случайно, в поезде, в котором оба возвращались в Москву из Ленинграда.

Рихард тоже решил брать уроки у Екатерины: хотя и с трудом, она могла изъясняться на немецком, и они имели возможность понимать друг друга без посредников. Максимова обучала русскому и Кристину, жену Зорге,