Тотем и табу. «Я» и «Оно» - Зигмунд Фрейд

невозможно угадать, какие ответы на заданные ей нами вопросы она дала бы через несколько десятков лет. Может быть, как раз такие, что опрокинут все наше искусственное построение гипотез. Если это так, то позволительно спросить, зачем же предпринимать работу вроде изложенной в этом разделе и зачем о ней говорить? Что же, я не могу отрицать, что некоторые из изложенных здесь аналогий и взаимосвязей показались мне достойными внимания[548].

VII

Если общим характерным свойством первичных позывов действительно является их стремление восстановить прежнее состояние, то нам не следует удивляться, что в психической жизни столь многие процессы протекают независимо от принципа наслаждения. Это характерное свойство могло сообщиться каждому частному первичному позыву и в таком случае направляться на возвращение к известной стадии всей истории развития. Но все то, над чем принцип наслаждения еще не получил власти, необязательно должно ему противоречить; и еще не разрешена задача, как определить отношение процессов вынужденного повторения, исходящих из первичных позывов, к господству принципа наслаждения.

Мы узнали, что одна из самых ранних и наиболее важных функций психического аппарата заключается в том, чтобы «связывать» прибывающие инстинктивные импульсы, заместить господствующий в них первичный процесс вторичным и превратить их свободно подвижную энергию зарядки в преимущественно покоящуюся (тоническую). Во время этого превращения развитие чувства неудовольствия не может приниматься во внимание, однако принцип наслаждения этим не упраздняется. Само превращение, скорее, служит принципу наслаждения; связывание является подготовительным актом, который вводит и обеспечивает господство принципа наслаждения.

Разделим теперь функцию и тенденцию резче, чем мы это делали до сих пор. Тогда принцип наслаждения будет тенденцией, служащей функции, которая должна освободить психический аппарат от всякого возбуждения вообще или же поддерживать сумму раздражений на постоянном или возможно низком уровне. Мы еще не решили, на которой из двух формулировок следует остановиться, но мы замечаем, что определенная таким образом функция участвует во всеобщем стремлении всего живущего вернуться к покою неорганического мира. Все мы испытали, что величайшее доступное нам наслаждение, наслаждение сексуального акта, связано с немедленным угасанием сильнейшего возбуждения. Таким образом, связывание инстинктивного побуждения является предварительной функцией, которая подготовляет раздражение для его окончательного изживания в наслаждении разрядкой.

В связи с этим возникает вопрос, могут ли ощущения удовольствия и неудовольствия в одинаковой мере быть вызваны как связанными, так и несвязанными процессами возбуждения. И тут совершенно бесспорным кажется, что несвязанные или первичные процессы в обоих направлениях вызывают гораздо более интенсивные ощущения, чем связанные вторичные процессы. Кроме того, первичные процессы и по времени возникли раньше; в начале психической жизни других не существует, и из этого мы можем вывести заключение, что если бы в них уже не действовал принцип наслаждения, то он не мог бы установиться и в позднейших процессах. Так мы приходим к результату, – по сути своей отнюдь не простому, – что стремление к наслаждению в начале психической жизни выражается гораздо интенсивнее, чем позже, но не столь неограниченно; оно подвержено частым перебоям. В более зрелый период господство принципа наслаждения обеспечено в гораздо большей мере, но и сам он подвергся укрощению, не меньшему, чем и другие инстинкты. Во всяком случае, все то, что при процессе возбуждения вызывает ощущение удовольствия и неудовольствия, должно при вторичном процессе наличествовать так же, как и при первичном.

Это было бы исходной точкой для дальнейших изысканий. Наше сознание передает нам изнутри не только ощущения удовольствия и неудовольствия, но еще и своеобразного напряжения, которое само по себе может, опять-таки, быть приятным или неприятным. Энергетические ли это процессы, связанные и несвязанные, и различаемые нами посредством этих ощущений, или же ощущение напряжения следует отнести за счет абсолютной величины, возможно, уровня заряженности, причем чередование удовольствия-неудовольствия указывает на изменение во временной единице величины зарядки? Должно также бросаться в глаза, что первичные позывы жизни больше связаны с нашим внутренним восприятием, являясь нарушителями спокойствия и беспрестанно принося напряжения, изживание которых ощущается как наслаждение, в то время как первичные позывы смерти совершают свою работу, по-видимому, незаметно. Принцип наслаждения служит, очевидно, как раз первичным позывам смерти; он, конечно, следит и за раздражениями извне, которые обоими видами первичных позывов расцениваются как опасности; но особенно он на страже повышений раздражения изнутри, направленных на усложнение жизненной задачи. Сюда примыкает бесчисленное множество других вопросов, на которые в настоящее время ответить невозможно. Надо быть терпеливым и ждать дальнейших средств и поводов к исследованию. А также быть готовым покинуть путь, по которому какое-то время шел, если этот путь ни к чему хорошему не приводит. Только такие верующие, которые требуют от науки замены отвергнутого катехизиса, упрекнут исследователя за дальнейшее развитие или даже за изменение его воззрений. Впрочем, относительно медленного продвижения нашего научного познания пусть утешит нас поэт Рюккерт в «Makamen Hariri»:

Чего не достигнуть полетом,

достичь можно хромая.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Как Писание говорит: хромота не грех.

«Я» и «Оно»

Настоящее обсуждение продолжает ход мыслей, начатый в моем труде «По ту сторону принципа наслаждения» в 1920 году[549]. Я сам, как там и упоминается, относился к этому ходу мыслей с известным благожелательным любопытством. Оно продолжает прежние мысли, связывает их с различными фактами аналитического наблюдения и стремится из этого соединения вывести новые заключения; но оно не прибегает к новым заимствованиям у биологии и поэтому ближе к психоанализу, чем мой труд «По ту сторону…». Оно носит скорее характер синтеза, чем спекуляции, и ставит, как кажется, перед собою высокую цель. Но я знаю, что обсуждение это останавливается перед самым трудным, и я с этим ограничением вполне согласен.

При этом данное обсуждение затрагивает вещи, до сих пор предметом психоаналитической разработки еще не являвшиеся, поэтому неизбежно оно задевает некоторые теории, которые выдвигались непсихоаналитиками или же психоаналитиками, от психоанализа отходившими. Вообще я всегда был готов признать мои обязательства по отношению к другим исследователям, но в данном случае я не чувствую себя отягченным долгом благодарности. Если до сих пор психоанализ не отдавал должного некоторым вещам, то это никогда не случалось не потому, что он не замечал их заслуг или отрицал их значение, а потому, что он следует определенному пути, который так далеко еще не завел. Когда же наконец психоанализ к этой вехе подошел, многое представляется ему в ином свете, чем другим.

I. Сознание и бессознательное