Человек в футляре. Избранное - Антон Павлович Чехов

Лопахин. Это в Яшнево? Верст семьдесят будет.

#i#Пауза.

Вот и кончилась жизнь в этом доме…

Варя (оглядывая вещи). Где же это… Или, может, я в сундук уложила… Да, жизнь в этом доме кончилась… больше уже не будет…

Лопахин. А я в Харьков уезжаю сейчас… вот с этим поездом. Дела много. А тут во дворе оставляю Епиходова… Я его нанял.

Варя. Что ж!

Лопахин. В прошлом году об эту пору уже снег шел, если припомните, а теперь тихо, солнечно. Только что вот холодно… Градуса три мороза.

Варя. Я не поглядела.

#i#Пауза.

Да и разбит у нас градусник…

#i#Пауза. Голос в дверь со двора: «Ермолай Алексеич!..»

Лопахин (точно давно ждал этого зова). Сию минуту! (Быстро уходит.)

#i# Варя, сидя на полу, положив голову на узел с платьем, тихо рыдает. Отворяется дверь, осторожно входит Любовь Андреевна.

Любовь Андреевна. Что?

#i#Пауза.

Надо ехать.

Варя (уже не плачет, вытерла глаза). Да, пора, мамочка. Я к Рагулиным поспею сегодня, не опоздать бы только к поезду…

Любовь Андреевна (в дверь). Аня, одевайся!

#i# Входит Аня, потом Гаев, Шарлотта Ивановна. На Гаеве теплое пальто с башлыком. Сходится прислуга, извозчики. Около вещей хлопочет Епиходов.

Теперь можно и в дорогу.

Аня (радостно). В дорогу!

Гаев. Друзья мои, милые, дорогие друзья мои! Покидая этот дом навсегда, могу ли я умолчать, могу ли удержаться, чтобы не высказать на прощанье те чувства, которые наполняют теперь все мое существо…

Аня (умоляюще). Дядя!

Варя. Дядечка, не нужно!

Гаев (уныло). Дуплетом желтого в середину… Молчу…

#i# Входит Трофимов, потом Лопахин.

Трофимов. Что же, господа, пора ехать!

Лопахин. Епиходов, мое пальто!

Любовь Андреевна. Я посижу еще одну минутку. Точно раньше я никогда не видела, какие в этом доме стены, какие потолки, и теперь я гляжу на них с жадностью, с такой нежной любовью…

Гаев. Помню, когда мне было шесть лет, в Троицын день я сидел на этом окне и смотрел, как мой отец шел в церковь…

Любовь Андреевна. Все вещи забрали?

Лопахин. Кажется, все. (Епиходову, надевая пальто.) Ты же, Епиходов, смотри, чтобы все было в порядке.

Епиходов (говорит сиплым голосом). Будьте покойны, Ермолай Алексеич!

Лопахин. Что это у тебя голос такой?

Епиходов. Сейчас воду пил, что-то проглотил.

Яша (с презрением). Невежество…

Любовь Андреевна. Уедем – и здесь не останется ни души…

Лопахин. До самой весны.

Варя (выдергивает из узла зонтик, похоже, как будто она замахнулась).

#i#Лопахин делает вид, что испугался.

Что вы, что вы… Я и не думала.

Трофимов. Господа, идемте садиться в экипажи… Уже пора! Сейчас поезд придет!

Варя. Петя, вот они, ваши калоши, возле чемодана. (Со слезами.) И какие они у вас грязные, старые…

Трофимов (надевая калоши). Идем, господа!..

Гаев (сильно смущен, боится заплакать). Поезд… станция… Круазе в середину, белого дуплетом в угол…

Любовь Андреевна. Идем!

Лопахин. Все здесь? Никого там нет? (Запирает боковую дверь налево.) Здесь вещи сложены, надо запереть. Идем!..

Аня. Прощай, дом! Прощай, старая жизнь!

Трофимов. Здравствуй, новая жизнь!.. (Уходит с Аней.)

#i# Варя окидывает взглядом комнату и не спеша уходит. Уходят Яша и Шарлотта с собачкой.

Лопахин. Значит, до весны. Выходите, господа… До свиданция!.. (Уходит.)

#i#Любовь Андреевна и Гаев остались вдвоем. Они точно ждали этого, бросаются на шею друг другу и рыдают сдержанно, тихо, боясь, чтобы их не услышали.

Гаев (в отчаянии). Сестра моя, сестра моя…

Любовь Андреевна. О мой милый, мой нежный, прекрасный сад!.. Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!.. Прощай!..

#i# Голос Ани (весело, призывающе): «Мама!..» Голос Трофимо ва (весело, возбужденно): «Ау!..»

В последний раз взглянуть на стены, на окна… По этой комнате любила ходить покойная мать…

Гаев. Сестра моя, сестра моя!..

#i#Голос Ани: «Мама!..» Голос Трофимова: «Ау!..»

Любовь Андреевна. Мы идем!..

#i#Уходят.

#i#Сцена пуста. Слышно, как на ключ запирают все двери, как потом отъезжают экипажи. Становится тихо. Среди тишины раздается глухой стук топора по дереву, звучащий одиноко и грустно.

#i# Слышатся шаги. Из двери, что направо, показывается Фирс. Он одет, как всегда, в пиджаке и белой жилетке, на ногах туфли. Он болен.

Фирс (подходит к двери, трогает за ручку). Заперто. Уехали… (Садится на диван.) Про меня забыли… Ничего… я тут посижу… А Леонид Андреич, небось, шубы не надел, в пальто поехал… (Озабоченно вздыхает.) Я-то не поглядел… Молодо-зелено! (Бормочет что-то, чего понять нельзя.) Жизнь-то прошла, словно и не жил. (Ложится.) Я полежу… Силушки-то у тебя нету, ничего не осталось, ничего… Эх ты… недотепа!.. (Лежит неподвижно.)

#i# Слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный. Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву.

#i# Занавес

Творчество А. П. Чехова

А. П. Чехов родился 29 января 1860 г. в Таганроге, в семье лавочника. Он получил хорошее образование – окончил классическую гимназию, хотя в детстве ему пришлось не только учиться, но и вместе с братьями помогать отцу в лавке, петь в церковном хоре и постоянно терпеть отцовские нравоучения и жестокие наказания за малейший проступок. Став взрослым, Чехов скажет: «В детстве у меня не было детства». В 1876 г. Павел Егорович Чехов разорился и вместе с семьей переехал в Москву, а Антон остался в родном городе и в течение трех лет самостоятельно зарабатывал себе на жизнь репетиторством, одновременно заканчивая последние классы гимназии. В конце 1879 г. он также перебрался в Москву, где поступил в университет на медицинский факультет и одновременно (по примеру старшего брата Александра) начал писать короткие рассказы. По легенде, свою первую юмореску – ставшее впоследствии знаменитым «Письмо к ученому соседу» – Чехов написал, чтобы купить матери пирог на именины.

С 1880 г. Чехов становится постоянным сотрудником московских и петербургских юмористических журналов – так называемой «малой прессы». Эти издания, возникшие после реформ Александра II, отразили характерные тенденции эпохи: общую демократизацию русской литературы, расширение круга читателей, появление массовой беллетристики. В отличие от «толстых» литературных журналов («Отечественных записок», «Русского вестника», «Вестника Европы» и других), малая пресса не стремилась ни к проповеди моральных истин, ни к решению «проклятых» социальных и философских вопросов. Ее задача была другой – развлекать почтеннейшую публику и заодно показывать Россию «вширь», изображая людей всех сословий и профессий в их повседневной жизни.

В течение семи лет Чехов, писавший под разными псевдонимами (самым известным из них оказалось прозвище, данное таганрогским священником, учителем Закона Божия в гимназии: Антоша Чехонте), опубликовал сотни крошечных рассказов в «Стрекозе», «Развлечении», «Зрителе», «Будильнике» и других массовых изданиях. Наиболее продолжительным и плодотворным оказалось его сотрудничество с петербургским журналом «Осколки». Этот еженедельник возглавлял популярный писатель-юморист Николай Александрович Лейкин, которого Чехов называл своим «крестным батькой». Чехов признавался в письмах, что был его «усерднейшим читателем» еще в детстве и юности. Лейкин пользовался необыкновенной популярностью именно у массового читателя – прежде всего купцов и мелких чиновников, которые были и адресатами, и героями его бесчисленных рассказов.

Пик лейкинского творчества пришелся на 1870-е гг.: в эту эпоху относительно мягкой цензуры массовая юмористика позволяла себе затрагивать острые социальные вопросы. Однако в 1880-е гг., когда начинал Чехов, все изменилось. Юмористические журналы год от года становились все более «беззубыми», буржуазными, лишенными всякой социальной остроты. Все общественное оказывалось «непроходным», журнал заполонили рассказы о дачных развлечениях, купеческих загулах, скандальных женитьбах, мужьях-подкаблучниках, актерах-пьяницах, охотниках-неудачниках – о забавных случаях из частной жизни.

Антоша Чехонте перепробовал множество жанров, многие из которых представлены в этой книге. Наиболее распространенными из них были так называемые «мелочишки» – подписи к рисункам, комические рекламы и объявления, библиографии, календари, загадки, экзаменационные вопросы, меню, афиши, словари и т. д. Из огромного числа подобных текстов в памяти читателей осталась, пожалуй, только «Жалобная книга» (1884) с ее знаменитой