Человек в футляре. Избранное - Антон Павлович Чехов

глубиной смысла и тонкостью отделки, «кружевом» чеховской прозы. Рассказ построен на контрастах социального положения («имени», «футляра») героя и его индивидуальности, которую никто не видит за высоким саном; печального и радостного настроения, настоящего и прошлого, отчуждения и понимания, забвения и памяти, тьмы и света.

Величайшим достижением и самого писателя, и всей русской литературы стала драматургия Чехова, которая достигла расцвета в последние годы его жизни. Именно благодаря написанным после 1895 г. четырем великим пьесам – «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры» и «Вишневый сад» – Чехов стал частью так называемого «мирового канона», условного списка величайших писателей в истории мировой литературы.

Однако путь Чехова к драме был непростым. Первая пьеса (ее названия мы не знаем, и она печатается обычно под редакторским названием «Безотцовщина») была в основном создана еще в Таганроге до 1879 г. Эта огромная драма, почти равная по объему четырем поздним пьесам, была во многом художественно несовершенна, однако уже в ней можно увидеть и определенные темы позднего чеховского творчества (сюжет строится вокруг продажи дворянского имения купцам-скоробогатеям), и многие новаторские черты в композиции, характерные для четырех великих чеховских пьес. Двойственное впечатление произвела на современников и написанная в 1887 г. пьеса «Иванов», посвященная характерному для 1880-х гг. явлению – «утомлению» человека, посвятившего жизнь народным нуждам и не рассчитавшего своих сил. Неудачей оказалась и большая, напоминающая роман комедия «Леший», написанная в 1890 г. (впоследствии Чехов переделает ее в пьесу «Дядя Ваня»).

В 1895 г. в Мелихове Чехов принимается за новую комедию – «Чайка». По свидетельству автора, он сознательно шел против всех законов драматического рода, еще не до конца осознавая, что у него получится: «Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви…»

Премьера «Чайки» состоялась 17 октября 1896 г. в Александринском театре и окончилась провалом. Среди причин неудачи обычно называют веселое настроение публики, пришедшей на бенефис комической актрисы Елизаветы Левкеевой, а также неспособность режиссера (и весьма традиционного драматурга) Евтихия Карпова прочесть новаторскую пьесу. Хотя главные роли исполняли прекрасные артисты (в роли Нины Заречной выступила Вера Комиссаржевская), общее впечатление было негативным. Театральные рецензенты называли провал «грандиозным», отмечали «единогласное шиканье всей публики», осуждали пьесу как «нелепость» и «дичь» (в защиту Чехова выступил только А. С. Суворин). Потрясенный Чехов уехал из Петербурга, ни с кем не попрощавшись, и зарекся в дальнейшем писать пьесы.

Однако вскоре к нему обратился его старый знакомый, известный драматург Вл. И. Немирович-Данченко, недавно основавший вместе с К. С. Станиславским в Москве новый частный театр, названный Художественным. Чехов несколько месяцев отказывался отдать пьесу в МХТ, однако в конце концов уверенность Немировича в том, что ее ждет успех, победила, и мхатовцы приступили к репетициям.

Успех был триумфальным. Игравшая Аркадину О. Л. Книппер вспоминала: «Все слилось в одно сумасшедшее ликование, зрительный зал и сцена как бы одно, занавес не опускался, мы все стояли, как пьяные, слезы текли у всех, мы обнимались, целовались, в публике звенели взволнованные голоса… требовавшие послать телеграмму в Ялту…» Успех провалившейся на императорской сцене пьесы воспринимался как заря нового искусства: «В этой реабилитации „Чайки“ я вижу залог светлого будущего… для русского театра вообще», – писал Немирович Чехову.

Слова режиссера оказались пророческими. МХТ сумел понять и раскрыть на сцене те особенности поэтики чеховской драмы, которые оказались революционными в драматургии и повлияли на все течения и направления театра ХХ в. К этим особенностям относят прежде всего особый тип драматического конфликта, сменивший «гегелевское» противостояние человеческих воль. В чеховском устойчивом конфликтном состоянии, как писал А. П. Скафтымов, всегда возникает «противоречие между данным и желанным… тем, что человек имеет, и к чему он стремится». Эти конкретные желания каждого из героев, как тоска неразделенной любви в «Чайке», перерастают в жажду перемен в целом, в результате чего возникает чувство общей неустроенности жизни, в чем бесполезно обвинять отдельных людей. Возвышенным желаниям противостоит быт, который получает почти такое же место, как и события («уравнивается» с ними), а сами события теряют результативность. Надежды и иллюзии, равно как и их крушения, не могут остановить ни исторических процессов (смена социального уклада в «Вишневом саде»), ни медленного хода времени (о чем говорит финал «Дяди Вани»). В этом и заключается экзистенциальная драма, касающаяся всех героев. На общий эффект работают и другие черты поэтики чеховской драматургии: «децентрация» действия и системы персонажей (из группы основных героев трудно выделить более и менее значительных), недосказанность многих реплик, особое понимание комического как грустной насмешки жизни над человеком, сочетание возвышенной декламации и разговорной речи, натуралистических деталей и «реалистической символики» и др.

В октябре 1899 г. МХТ представил премьеру пьесы «Дядя Ваня», поразившую современников трагической обыденностью происходящего на сцене. На следующий день после спектакля Станиславский, Немирович и актеры отправили Чехову телеграмму: «Вызовов очень много после первого действия… по окончании без конца после третьего на заявление что тебя нет в театре публика просит послать тебе телеграмму все крепко тебя обнимаем». Однако Книппер впоследствии писала, что с «Дядей Ваней» поначалу все было не так благополучно, как с «Чайкой», и только постепенно артисты сумели понять суть пьесы. Автор впервые увидел эту постановку в апреле 1900 г. во время гастролей театра в Крыму. Он одобрил спектакль и высказал Станиславскому ряд замечаний-«шарад», которые тот потом долго разгадывал. Впоследствии Чехов видел спектакль еще несколько раз.

Летом и осенью 1900 г. Чехов напряженно работал над пьесой «Три сестры», предназначавшейся специально для Московского Художественного театра. После успеха «Дяди Вани» Немирович-Данченко убеждал Чехова написать новую пьесу: «Мы пока стоим на трех китах: Толстой, Чехов, Гауптман. Отними одного, и нам будет тяжко». На это Чехов ответил 24 ноября 1899 г.: «У меня есть сюжет „Три сестры“, но прежде чем не кончу тех повестей, которые давно уже у меня на совести, за пьесу не засяду». 29 октября 1900 г. в Художественном театре в присутствии автора состоялась предварительная читка чернового варианта. Впоследствии Чехов еще долго дорабатывал пьесу, вносил исправления даже во время ее репетиций в МХТ. Станиславский и другие участники спектакля с энтузиазмом относились к пьесе. Важным открытием для режиссера стало то, что чеховские герои «совсем не носятся со своей тоской, а, напротив, ищут веселья, смеха, бодрости; они хотят жить, а не прозябать». Он писал Чехову: «Ваша пьеса, в которую я все больше и больше влюбляюсь, до того цельна…» – и предсказывал, что она станет едва ли не самой репертуарной. Как и в случае с «Дядей Ваней», успех «Трех сестер» стал после премьеры постепенно нарастать с каждым спектаклем. По словам Станиславского, «только через три года после первой постановки публика постепенно оценила все красоты этого изумительного произведения и стала смеяться и затихать там, где этого хотел автор. Каждый акт уже сопровождался триумфом».

Последняя пьеса Чехова – «Вишневый сад» – создавалась уже неизлечимо больным писателем с огромным трудом, буквально по строчке в день. 15 сентября 1903 г. он сообщал актрисе М. П. Лилиной (жене Станиславского): «Пьесу я почти окончил, но дней 8–10 назад я заболел, стал кашлять, ослабел, одним словом, началась прошлогодняя история. Теперь, т. е. сегодня, стало тепло и здоровье как будто стало лучше, но все же писать не могу, так как болит голова. 〈…〉 Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс, и я боюсь, как бы мне не досталось от Владимира Ивановича. У Константина Сергеевича большая роль. Вообще же ролей немного». Премьера прошла 17 января 1904 г., в день именин Чехова. Во время антракта состоялось чествование автора в связи с 25-летием его литературной деятельности. Однако сам автор остался недоволен постановкой. Уже когда «Вишневый сад» прочно вошел в репертуар театра, Чехов получил письмо от Мейерхольда, объяснившее ему испытанное им чувство неудовлетворенности: «Когда какой-нибудь автор гением своим вызывает к жизни свой театр, этот последний постигает секрет исполнения его пьес, находит ключ… Но если автор… в творчестве своем