«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1939–1941 годы. Книга 4 - Михаил Николаевич Алексеев

Позднее, после изучения дел, мне стало ясно, что от ЗОРГЕ поступала и ценная информация, в том числе фотодокументы:

– Доклады Главному штабу немецкой армии немецких офицеров-стажеров в японской армии о состоянии японской армии;

– Радиограмма о секретном совещании у Сталина 17 апреля 1940 года, на котором присутствовали послы США, Англии и Франции. Предполагалась возможность создания антигитлеровской коалиции. На этой телеграмме была резолюция т. Молотова: „Такие телеграммы направлять мне незамедлительно“;

– Доклад самого ЗОРГЕ, составленный на основе данных немецкого посольства, о планах нападения Германии на Польшу 1 сентября 1939 года. Этот доклад прибыл в ГРУ вовремя, но был переведен на русский язык только зимой 1940 года, т. е. после свершившихся фактов.

События 1939 года полностью подтвердили достоверность доклада ЗОРГЕ. Однако он не был доложен Командованию Советской Армии, т. к. комдив ПРОСКУРОВ был в немилости у нового Министра обороны Маршала т. ТИМОШЕНКО и боялся ему доложить о такой преступной безответственности офицеров ГРУ, начальником которого он являлся. Тов. ПРОСКУРОВ решил ограничиться наложением взысканий своей властью: начальнику японского отделения полковнику ПОПОВУ был объявлен строгий выговор и предупреждение о несоответствии в должности, а и.о. начальника отдела полковнику т. КИСЛЕНКО А.П. – выговор.

В качестве награждения за ценную информацию ЗОРГЕ было переслано 1000 ам. долларов на приобретение малолитражной машины „Бэби-кар“, о чем он давно просил.

Имея эти данные, я и мои заместители полковники ЯКИМОВ и СОНИН, начальник японо-китайского информационного отделения т. ВОРОНЦОВ Т.Ф. и некоторые другие в отношении ЗОРГЕ имели другое мнение. Мы считали, что подобную „дезинформацию“ контрразведка дать не могла. Значит с „РАМЗАЕМ“ надо работать, но его информацию тщательно изучать и проверять.

С прибытием нового начальника ГРУ тов. ГОЛИКОВА Ф.И. летом 1940 года я был вызван в Москву из командировки для доклада о состоянии разведывательной сети. Когда дело дошло до сети „РАМЗАЯ“, т. ГОЛИКОВ сказал, что об этой резидентуре ему подробно докладывал т. ПОПОВ и мне докладывать не следует. Тов. ГОЛИКОВ был информирован о моих разногласиях с ПОПОВЫМ в оценке резидентуры „РАМЗАЯ“.

Для подтверждения своих предположений о нечестности ЗОРГЕ тов. ПОПОВ допрашивал в тюрьме бывшего начальника японского отделения полковника СИРОТКИНА, арестованного как „врага народа“, который на вопрос ПОПОВА ответил, что он выдал резидентуру „РАМЗАЯ“ японской контрразведке.

(Зимой 1962–63 г.г., я встретил реабилитированного СИРОТКИНА в д/к им. Горбунова на семинаре пропагандистов Киевского РК. На мой вопрос, верно ли он сказал ПОПОВУ в тюрьме, что выдал резидентуру „РАМЗАЯ“ японской контрразведке, он ответил, что верно. Но он был тогда в удрученном состоянии, и ответил ему так небрежно).

После такого заявления СИРОТКИНА с нами перестали считаться. Оскорбляли, особенно это делал начальник политотдела бриг. комиссар тов. ИЛЬИЧЕВ И.И.

Для решения вопроса о ЗОРГЕ в Москву был вызван наш резидент в Японии, военный атташе полковник ГУЩЕНКО.

Все офицеры, которые поддерживали ЗОРГЕ (ВОРОНИН, КИСЛЕНКО, ВОРОНЦОВ, ЯКИМОВ), были освобождены от занимаемых должностей и переведены на другую работу. Я был направлен в войска, в Приморье начальником РО 25 армии.

К резидентуре „РАМЗАЯ“ по существу никто не возвращался. Только весной 1957 года, в связи с моим увольнением в запас, генерал-майор т. ФЕДОРОВ А.Ф., который ведал научно-исследовательской работой в ГРУ, и зам. начальника ГРУ по политчасти генерал-майор т. РЯПОСОВ Н.И. советовали мне написать труд „Уроки провала резидентуры РАМЗАЯ“.

Я работал в архиве 2,5 месяца и составил подробный план этой работы, который был утвержден генерал-полковником т. ШАЛИНЫМ. Однако мне писать так и не пришлось, т. к. стали чинить препятствия в получении необходимых документов на ЗОРГЕ (многих документов в архиве не было) и в пользовании секретной библиотекой.

3.

Одна из возможных причин провала резидентуры.

В моем плане „Уроков провала резидентуры РАМЗАЯ“ в 1957 году я указывал, что одной из возможных причин провала были грубые ошибки в руководстве резидентурой со стороны Центра.

Они заключались в следующем:

а) Не было единого руководства резидентурой. Документы на резидентуру „РАМЗАЯ“ были в отделении, а руководство ею было возложено на зам. начальника отдела полковника ПОПОВА, как на хорошо знающего эту сеть. Он имел радиопереписку с резидентом, а офицеры отделения превращались в технических исполнителей. (Снятие копий с телеграмм, подшивка документов). Не принимали даже участия в обсуждении дел резидентуры. Никто – ни я, ни офицеры – не присутствовали при докладе начальнику ГРУ военного атташе т. ГУЩЕНКО – нашего резидента в Японии. Никто из нас не присутствовал также при передаче ему на связь резидентуры „РАМЗАЯ“. Ясно, что при споре рождалась бы истина, и ошибки могло и не быть.

б) Несмотря на сложную агентурную обстановку в Японии и усиленную радио слежку в воздухе, Центр посылал излишние запросы по радио и требовал т. н. контрольных заданий в целях проверки его честности. Этим подвергались неоправданному риску его агенты.

в) И, наконец, самая крупная ошибка Центра – это передача „РАМЗАЯ“ на связь нашему работнику посольства в целях проверки его благонадежности.

К этому времени, за работниками сов. посольства было установлено неослабное наблюдение японской контрразведки. (Антикоминтерновский пакт с Германией; наша помощь Китаю в антияпонской войне). Не исключено, что японцы засекли даже „случайные“ контакты наших людей с резидентурой „РАМЗАЯ“. А это, если ЗОРГЕ уже разрабатывался японской контрразведкой, показало, что он является именно советским разведчиком, что дало им основание разрабатывать его активнее, действовать смелее и нахальнее, не считаясь с тем, что они имеют дело с их друзьями по блоку, немцами, или действовали в сотрудничестве с гестапо.

Мне было известно, что ЗОРГЕ представлял нашему военному атташе в Японии весьма ценные фотодокументы немецкого посольства и свои суммированные доклады о политике японского правительства и о сосредоточении немецких дивизий на советской границе, которые были сгруппированы на трех направлениях: северо-западном (Ленинградском), центральном (Московском) и южном (Киевском) направлениях. Указывалось время нападения – 20 июня 1941 года.

Последние сообщения ЗОРГЕ и его поведение на следствии и суде подтвердили, что ЗОРГЕ был честным человеком, умным и деятельным разведчиком, заслуживающим высокой оценки.

Можно ли было спасти ЗОРГЕ?

Я думаю, что попытку к этому, надо было бы сделать, даже без вмешательства правительства или нашего посла в Японии. (Японцы могли потребовать в обмен на ЗОРГЕ нашего нейтралитета). Достаточно было бы поручить нашему рядовому работнику посольства со служебным паспортом предупредить представителя японской контрразведки быть осторожнее с доктором ЗОРГЕ. Зная характер японцев, такое заявление нашего человека сейчас же стало бы известным высшим инстанциям, и японцы, оказавшиеся в тяжелом положении в связи с поражением на советско-германском фронте