Иван Грозный - Сергей Эдуардович Цветков

на вопрос беременной Елены, кого она родит, отвечал: «Родится сын Тит, то есть широкий ум»; наконец, что 25 августа 1530 года по всей русской земле внезапно прокатился страшный гром, блеснула молния и земля поколебалась! После узнали, что в этот час родился государь Иван Васильевич… Ни одному княжескому рождению летописцы не придавали такого значения. Было от чего закружиться голове!..

И вот, постепенно, из чтения самых разнообразных источников, у Ивана возникло и окрепло сознание своего высокого избранничества. Он первый из московских государей почувствовал в себе царя в настоящем библейском смысле, помазанника Божия. Это политическое откровение о себе самом он испытал где-то между пятнадцатым и шестнадцатым годами своей жизни… С той поры он поклонился самому себе, не созиждил святыню в себе, а признал себя святыней и, сделав из себя земного бога, сам же и застыл перед собой в экстазе самообожания. Третье искушение — искушение земным царством — оказалось для него роковым. Земной прах возомнил себя Богом в своих владениях.

***

13 декабря 1546 года Иван позвал к себе митрополита Макария и объявил, что хочет жениться. На следующий день митрополит отслужил молебен в Успенском соборе, после чего пригласил духовенство и всех бояр, даже и опальных, к великому князю, который держал перед ними такую речь:

— Милостью Бога и Пречистой Его Матери, молитвами и милостью великих чудотворцев Петра, Алексея, Ионы и Сергия положил я на них упование, а у тебя, отца своего, митрополита, благословяся, помыслил жениться. Сперва думал я жениться в иностранных государствах, у какого-нибудь короля или царя, но потом я эту мысль отложил, — не хочу жениться в чужих государствах, потому что я после отца своего и матери своей остался мал: если я приведу себе жену из чужой земли и в нравах мы не сойдемся, то между нами дурное житье будет. Поэтому я хочу жениться в своем государстве, у кого Бог благословит.

Такая предусмотрительность умилила бояр до слез. Вот, говорили они, царь так молод, а уж так много подумал, ни с кем не посоветовавшись, от всех утаившись, и такие разумные речи перед мужами ведет. А молодой государь продолжал удивлять мудрых мужей.

— По твоему благословению, — говорил он дальше, обращаясь к Макарию, — и с вашего боярского совета, хочу прежде своей женитьбы поискать прародительских чинов, как наши прародители, цари и великие князья, и сродник наш, великий князь Владимир Всеволодович Мономах, на царство и великое княжение садились, — и я также этот чин хочу исполнить и на царство и великое княжение сесть.

И вновь обрадовались бояре, что государь в таком еще младенчестве, а уже прародительских чинов поискал.

Так повествует летопись. Однако у нас есть основания подозревать, что желание Ивана сесть на «царство и великое княжение» вызвало у бояр не одни лишь умилительные слезы. В той же летописи читаем, что в январе 1547 года «велел великий князь казнити князя Ивана княжь Иванова сына Дорогобужского да князя Федора княжь Иванова сына Овчины Оболенского… И князя Федора посадили на кол на лугу за Москвою рекою против города, а князю Ивану голову секли на льду». Казнь этих двоих молодых людей настораживает. Федор, как мы видим, был не кто иной, как сын всемогущего фаворита Елены; князь Иван Дорогобужский доводился Федору двоюродным братом. Вспомним, какое происхождение молва приписывала Грозному… Не означает ли это, что Федор Оболенский — сводный брат Грозного в глазах многих — тоже «поискал прародительских чинов»? И не стремился ли Грозный, проливая его кровь, пресечь всякие разговоры о своем родстве с Оболенскими? Статистика казней и опал времен царя Ивана вообще открывает один примечательный факт: Оболенские пострадали от грозного царя больше любых других княжеских родов, и вместе с тем именно они при всех конфискациях сохранили наибольшую часть своих владений и пожалований! Кажется, Иван относился к этому роду с особым пристрастием, и его карающая рука порой сдерживалась каким-то внутренним чувством вины…

Венчание на царство состоялось, как того и желал Иван, прежде женитьбы — 16 января 1547 года, в воскресенье. Утром государь вышел в столовую палату, где его дожидались думные и ближние бояре, а прочие воеводы, князья и дворяне, разодетые в праздничные платья, стояли в сенях. Царский духовник, Благовещенский протопоп Федор, в сопровождении царева дяди, князя Михаила Глинского, казначеев и дьяков торжественно отнес на золотом блюде животворящий крест, венец и бармы Мономаха в Успенский собор. Вскоре туда же отправился сам великий князь; его духовник шел перед ним с крестом и святой водой, кропя на обе стороны праздничную толпу. В Успенском соборе Иван приложился к иконам, певчие возгласили ему многолетие, митрополит Макарий благословил его. Посреди храма, на амвоне с двенадцатью ступенями, было приготовлено два места, убранные золотыми наволоками; в ногах были постланы бархаты и камки. На эти места сели Иван и Макарий слушать торжественный молебен. По окончании молебна оба встали, и митрополит возложил на великого князя крест, бармы и венец, громогласно молясь, чтобы Всевышний оградил сего христианского Давида силою Святого Духа, посадил его на престол добродетели, даровал ему ужас для строптивых и милостивое око для послушных. Обряд закончился провозглашением многолетия новому государю и поздравлением митрополита:

— Радуйся и здравствуй, православный царь Иоанн, всея Руси самодержец на многие лета!

Приняв поздравления от всех присутствующих и выслушав литургию, Иван отправился во дворец, ступая с бархата на камку, с камки на бархат. Младший брат, князь Юрий Васильевич, осыпал его в церковных дверях и на лестнице золотыми монетами из мисы, которую нес за ним князь Михаил Глинский. Едва царь вышел из собора, как народ, дотоле благоговейно молчавший, с шумом ринулся обдирать царское место: всякому хотелось получить на память или на разживу лоскут золотой паволоки.

Весь этот обряд был повторением венчания князя Дмитрия, внука Ивана III, с некоторой переменой в словах молитвы и с той разницей, что Иван III сам надел венец на голову внука. Летопись не упоминает ни о передаче Грозному скипетра, ни о миропомазании, ни о причащении, ни о том, чтобы Макарий при сем случае говорил государю поучение. Впрочем, все это не столь существенно. Иван стал первым русским царем не потому, что над ним впервые исполнились те или иные обряды, а потому, что он первым понял все политическое и мистическое значение царской власти.

Иван и Макарий придавали венчанию на царство значение вселенского церковного деяния: в соборном утверждении по этому случаю Грозный назван «государем всех христиан от Востока до Запада и до океана». Поэтому они нашли необходимым укрепить принятие царского титула