Дети Арога - igor parhomyuk

наконец сказал он тихо. — Как и в каждом обществе, у нас есть люди хорошие и плохие. Есть просто монстры. Мой отец был именно таким.Он не обладал большим умом, но был сильным как медведь. Ростом с тебя — а для нас это большая редкость. Ходили слухи, что моя бабка нагуляла его где-то… Он с этим жил. И всю жизнь пытался доказать, что он стопроцентный уд.

Он не вылезал из спортзалов, жил только походами. Землю он ненавидел. Не считал её домом. Для него это было нечто грязное, чуждое, слабое. Он был настоящим убийцей. И садистом.

Такими же он вырастил моих братьев. Они все были копией отца — грубые, яростные, с культом силы.

И однажды он погиб. Глупо погиб. Вырвавшись из строя, рванул в самую гущу мутов. Просто сорвался с места — без команды, без расчёта.Вместе с ним погибли мои братья.И моя сестра — она пыталась их вытащить.

А я… я видел всё это. Мне тогда было семнадцать. Я был лучником. Стоял в задних рядах.Я просто физически не успел прийти им на помощь. Щиты фаланги сомкнулись, закрывая то место, где они стояли.Наша плуга отошла.А они исчезли. В море мутов.

И из-за них погибли ещё несколько человек.Поэтому их смерть не была почётной.

Конечно, официально на мне это не сказалось. Но ещё долго люди на меня косились.В походах меня не ставили с моими сверстниками. Меня ставили с ветеранами.Наверное, боялись, что я захочу отомстить. Что сломаюсь. Что потеряю контроль.

И мне ещё много лет приходилось доказывать, что на меня можно положиться.

Моя мать… она от меня отказалась.Считала, что в гибели братьев есть и моя вина.Ведь я остался жив. А они — нет.

— С щитом или на щите, — прошептал я, потрясённый.

— Ещё хуже, — усмехнулся Алекс, безрадостно. — У нас в походы ходят женщины и дети с пятнадцати лет. Это у вас может казаться жестоким. У нас — это обычай.

Кстати, моя сестра, погибшая в том походе, была первой женой Стива и у них был сын.

— Неужели… Серж?! — воскликнул я.Мне всё казалось, что Алекс рассказывает сказку. Было почти нереально вдруг понять, что я кого-то из этой сказки знаю.

Алекс помотал головой

Наступила тишина. Треснул сучок в углях. Где-то за стенкой кто-то кашлянул.

Алекс смотрел в огонь, будто снова видел тех, кто погиб. Я сидел, не в силах сказать ни слова. Только теперь начинал понимать, как глубоко уходят корни этой истории.

Не в героизм. Не в кровь и меч.А в боль. В потери. В долги, которые нельзя вернуть.

— Нет, Серж и Элия — это дети от второго брака. А Горн, старший, от моей сестры. Ему было тринадцать, когда Стив женился во второй раз. Горн не понял его… и ушёл в наш клан.

— Подожди, — я нахмурился. — Я что-то не понял. А сколько вообще Стиву лет, если Сержу с Элькой лет по двадцать?

Алекс засмеялся.

— Что, никогда бы не дал, да? Эльке двадцать, Сержу двадцать пять. А Горну уже тридцать восемь. Стиву — шестьдесят.

— Что?! Стиву шестьдесят?! — я вскочил почти с места. — Ну как максимум… думал, сорок.

— Ничего особенного. Здоровый образ жизни, правильное питание, душевное спокойствие, упражнения на свежем воздухе…К тому же, Стив уже лет пять как смертник. Хотя, как герцог, мог бы и не проходить обряд.

— Смертник?.. — переспросил я, не понимая.

— Да. Это пошло ещё со времён Средневековья. Каждый, кто достиг пятидесяти пяти, может пройти обряд посвящения, стать смертником. Встать в первых рядах перед фалангой. Чтобы уменьшить потери среди молодых.

— И что, есть желающие?.. — спросил я, ошарашенно.

— Идут все, — спокойно ответил Алекс. — У всех есть дети. А дети идут за тобой. Ты бы не пошёл?

— Вашу мать… Вы настоящие маньяки! — вырвалось у меня. — Придумали себе зарницу, режете хачиков. Мало того — тянете за собой детей и женщин. И что самое страшное… вы от этого тащитесь.

— Напомни мне, — Алекс усмехнулся, — на какую войну ты ходил в девяносто девятом?

— Это совсем другое! — резко сказал я. — Это задевало интересы России.

— А это — задевает интересы моей родины, — отрезал Алекс. — И всё. Давай спать.

— Подожди… — я не сдавался. — Ты же сам закосил. Отказался от войны. Как ты можешь их защищать?

Алекс замолчал. Лицо его посуровело. Когда он заговорил, голос был другим — тихим, почти хрупким.

— Это мой народ.А отказался я по другой причине.

Он на мгновение замолчал, вглядываясь в угли.

— Ты не понимаешь… как прекрасна жизнь в походе.Такого ты не найдёшь и не увидишь на Земле. Всё это… умерло там, пятьсот лет назад.

На Ароге — дворцы. Розовые в свете закатного солнца. Ветер, играющий с флагами на башнях. Кареты, запряжённые лошадьми. Балы. Женщины и мужчины в костюмах. Настоящая живая музыка в парках. Свидания. Дуэли.

Господи… да это нельзя передать словами.

Он снова замолчал.

— Но ради этого… стоит идти. И убивать, — сказал он почти шёпотом.

Мне показалось — а может, и не показалось — в свете затухающего огня я увидел слёзы у него на глазах.Хотя мог и не разглядеть.

Алекс заснул.

Я сидел и не отрывалвзгляд от огня

Тридцать тысяч. Вооружённых. Сплочённых. Выдержанных поколениями. Это не просто люди — это живой механизм. Армия, клан, орден, секта, государство в государстве. И они среди нас.Они не выживают — они живут по своим законам. По своим ритуалам. По своей эстетике.

И самое страшное — это красиво. Это чертовски красиво, как он говорит. Дворцы, кареты, флаги, музыка, дуэли. Чёрт побери, я тоже читал Дюма, тоже мечтал о подвигах, о настоящем.

Алекс говорил — и будто рисовал передо мной погибший мир, как из сказки. Но за этой сказкой — кровь. Много крови. И выбор: убивать или быть убитым.

И всё это ради чего? Ради дворца на закате? Ради балов и музыки?Ради иллюзии вечного восемнадцатого века?

Нет, они не психи. Они целеустремлённые. Жёсткие маньяки. Выросшие в культе долга и смерти.Они не ищут комфорта — они ищут смысл.И в их системе координат смерть — не конец, а часть игры.

"Ты бы не пошёл?" — спросил он.А что, если бы у меня был сын? Или дочь?Я