Гитлер и европейские элиты. Правящий класс Европы на службе Третьего Рейха - Андрей Игоревич Изюмов

Эдуард Даладье, премьер-министр Франции

Чемберлен оставался упорным сторонником сближения с Германией и Италией и противником коллективной безопасности. Французское правительство отвергло возможность обсуждения с советской стороной оказания помощи Чехословакии из опасения, что эти переговоры могут быть истолкованы как заговор против Германии[472]. Никаких совещаний и тем более соглашений между правительствами СССР, Франции и Англии по вопросам о судьбе Чехословакии и об уступках агрессору не проводилось[473]. Между тем в 30-е годы, в том числе в период Мюнхенской сделки, Англия и Франция не уступали гитлеровской Германии в военном потенциале, а в ряде аспектов даже превосходили её[474]. Даладье проанализировал позицию Польши в отношении Чехословакии. Французский премьер пришел к выводу, что на польскую поддержку рассчитывать нельзя, даже не было уверенности, что Польша не ударит с тыла[475]. Зная о настроениях Лондона, Гитлер заявил 26 сентября в берлинском Шпортпаласте: «Если к 1 октября Судетская область не будет передана Германии, я, Гитлер, сам пойду как первый солдат против Чехословакии»[476]. В Англии полагали, что проблема судетских немцев может стать основным вопросом современной Европы, от его решения будет зависеть судьба континента[477]. Великобритания деятельно готовила мюнхенскую капитуляцию. Работа английского посла в Берлине Невила Гендерсона была исключительно направлена к тому, чтобы помочь Гитлеру достигнуть в Чехословакии намеченных целей. Гендерсон писал: «Я всегда был убежден, что Австрия должна стать частью Германии. С Австрией теперь покончено. Но остается ещё родственная проблема судетских немцев, а затем Данциг, урегулирование вопроса с Польшей и Мемель»[478]. Гендерсон не скрывал своих симпатий к нацистам. Он высказывал следующее: «Германия должна подчинить себе дунайско-балканскую зону, а это означает её господство в Европе. Англия и Германия должны установить тесные отношения, экономические и политические, и господствовать над всем миром»[479].

29 сентября 1938 года открылась Мюнхенская конференция, ставшая кульминационной точкой политики «умиротворения». Её участники – главы государств Германии, Италии, Франции и Великобритании, собрались для решения проблемы Судетской области. В ней проживало свыше 3 миллионов немцев. Регион являлся важной военно-промышленной частью Чехословакии. Соглашение, подписанное в ночь на 30 сентября Гитлером, Муссолини, Даладье и Чемберленом, сводилось к следующим положениям: передача Германии Судетской области со всеми находящимися на её территории военными сооружениями, эвакуация с её территории чешского населения и вооруженных сил в срок с 1 по 10 октября, обязательство чехословацкого правительства в течение трех месяцев решить вопросы, касающиеся польского и венгерского национальных меньшинств, т. е. фактически удовлетворить территориальные притязания Польши и Венгрии за счет Чехословацкого государства[480]. Новая страна с новым названием Чехо-Словакия (ЧСР) стала добычей Польши и Венгрии. В Европе эти страны выполняли «обязанности» подручных Гитлера. Роль Варшавы и Будапешта в разделе Чехословакии стала поистине роковой[481]. Польская политика была всецело направлена к поддержанию захватнических планов Муссолини и Гитлера. Чем больше росла агрессивность Германии, тем настойчивее правители Польши проявляли свои стремления возможно полнее использовать международную обстановку для осуществления своих захватнических планов. Великодержавные настроения польской политической элиты предполагали занятие Польшей позиции гегемона в Центральной Европе и Прибалтике. Польша вела задиристую политику в отношении Чехословакии, СССР и Литвы[482]. Через шесть дней после захвата Австрии, польская правящая клика предъявила Литве ультиматум. Польские дивизии были подтянуты к литовским границам. Но советское правительство незамедлительно довело до сведения польского посла в Москве, что оно рекомендует Польше не прибегать к силе и оставляет за собой свободу действий в случае вооруженного нападения на Литву. Только это заявление Москвы заставило Польшу отказаться от задуманного вторжения. Гитлеру было что предложить Варшаве. Он намекал о невозможности сохранения мира с чехами. Польская сторона информировала Берлин о своей заинтересованности в чешских делах. В Польше и нацистской Германии активно пропагандировалось сближение двух стран. Польская цензура изымала статьи, критиковавшие Германию и Гитлера. Немецкие газеты целенаправленно приучали своих читателей к мысли, что польско-германское военное сотрудничество – вполне нормальная и главное перспективная проблема, особенно, если она будет реализована на советском направлении[483]. Польша вышла из группы друзей Франции и стала вести хоть и самостоятельную, но рискованную политику[484]. Даже Лондон рассматривал Польшу как потенциального союзника Германии в войне против СССР. С приходом Гитлера во власть у него не было более верного союзника, чем Польша. Польский правящий класс не допустил создания Восточного пакта – планируемый антигитлеровский союз, который СССР хотел создать в Европе[485]. Гитлер и его окружение были убеждены, что Польша, руководимая наследниками Пилсудского, будет играть до конца роль державы, помогающей Рейху и роющей тем самым себе могилу[486]. Польские дипломаты, особенно с 1935-го по 1938 год, в Лиге Наций выполняли функцию уполномоченных фашистских правительств Италии и Германии[487]. Внешнеполитический курс Варшавы двигался на сближение не только с Германией, но и с враждебной Праге Венгрией. Польская печать развернула античехословацкую пропагандистскую кампанию, а в принадлежавшем Чехословакии Тешине польские власти организовали выступления «угнетенных» чехами поляков. Правящие польские круги стали смотреть, не без помощи немцев, на Чехословакию как на искусственное государственное образование, не имевшее перспектив в государственной жизни. Польское меньшинство в Чехословакии копировало «гейленовцев», хотя реальной опасности геноцида поляки в Чехословакии не испытывали[488]. Мечтая поживиться за счет южной соседки, поляки грезили о захвате Словакии. О ней же мечтали и венгры[489]. Польша не скрывала своих намерений использовать притязания Германии к Чехословакии. Такое вмешательство Польши было прямой помощью Германии к совместному с нею наступлению на Чехословакию[490]. Речь Посполитая в перспективе стремилась в своих политических планах к нападению на СССР[491]. Возникшая при Пилсудском сердечная дружба с Германией во времена Бека и Рыдз-Смиглы перешла в «пламенную любовь»[492]. Геринг в беседе с польским послом Ю. Липским подчеркнул: в случае советско-польского конфликта, польское правительство может рассчитывать на военную помощь со стороны Германии[493]. Варшава категорически отказывалась от поступавших предложений Праги решить спорные пограничные вопросы, что выдавало польскую правящую клику, ориентировавшуюся на Германию с её стремлением на радикальные действия. После данного Берлином карт-бланша польское правительство перешло к активным действиям. 22 сентября Польша денонсировала польско-чехословацкий договор о национальных меньшинствах и предъявила Праге ультиматум о присоединении к Польше Тешинской области. 27 сентября Польша повторила свой политический демарш. Политическое давление сопровождалось нападением польских военных на чехословацких пограничников и приграничные объекты. Польские боевые самолеты вторглись в воздушное пространство Чехословакии. Формировался Тешинский добровольческий корпус, подразделения которого выдвигались к границе. При этом поляки заверяли