Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Шарля Бодлера. 200 лет со дня рождения - Коллектив авторов

не я, совсем не тот, что был вчера».

Вот так среда нас изменяет понемногу,

Не только внешний, но и внутренний наш мир.

Не все я знал, когда отправился в дорогу,

Но в пьесе личной ты не Гамлет, а Шекспир.

Пиши и переписывай ее построчно,

Пока не убедишься, что уже достиг

В картинах воплощения идеи точной:

Мир без навязанных ходулей и вериг.

Чинили зеркало души

Я жил среди лесов, и там порою

В глуби родной природы, что так хороша,

Я чувствовал, что сердце ноет,

Трепещет, словно ласточка в руке, душа.

Казалось бы чего – вокруг раздолье,

Живи и радуйся, что ты пока живешь.

Но сердцу не прикажешь, сердцу больно,

Какой-то воли просит, вынь да и положь.

А может быть, глаза в том виноваты?

Поправить надо было зеркало души…

Их облака прикрыли б вместо ваты,

Спирт одолжили бы соседи-алкаши.

Я климат поменял – почти в пустыне,

У моря. Солнце, пальмы, люди – хороши.

И здесь, спасибо доброй медицине,

Поправят доктора мне зеркало души.

…Готово! Но опять вдруг сердце стынет,

Хотя хрусталики из чудного стекла.

Чинили зеркало. А душу кто починит?

Чтобы она сама себя любить могла.

Цветочный город

Не краскою, как сказкою, индиго,

А солнца позолочены лучом.

Любуемся мы их роскошным видом –

Цветами в городе моем морском.

Он преподносит каждому, кто ходит

По улочкам тенистым поутру,

Букет такой, что сердце колобродит,

Шальным крылом трепещет на ветру.

Хотя в нем царственно синеет море,

Не обыграть ему парад цветов.

Цветы с морскими волнами не спорят,

Они и сами волны всех цветов.

Над морем чайки, а в цветах колибри

В кафе цветочном чай цветочный пьют,

Они молчат, но чайки говорливы:

То верещат, то арии поют.

И кажется, кто мир цветов порушит?

Что саду-городу без жалости грозит?

Но иногда цветы сирену слышат,

А иногда ракета к ним летит.

Я крылья подрезал

Я крылья подрезал своей душе неоднократно.

Она рвалась наверх, подрезав аккуратно,

Я дальше в мире жил с самим собой.

Душа рвалась под купол голубой

И родину духовную искала,

Где родилась, жила, ей было мало.

А я ее в полет не отпускал,

Поденно жил и крылья подрезал.

Лишь много лет спустя добралась до астрала.

Какие добрые в Израиле собаки!

Какие добрые в Израиле собаки!

Когда выводят на прогулку их,

Встречаются без лая и без драки,

Как принято: свои среди своих.

Но у людей другие здесь манеры,

На все имеет каждый свой резон:

В вопросах власти, государства, веры,

Считает, прав всегда лишь только он.

Баталии жестокие ведутся,

Кто властью облечен, тот обличен,

Но просят спорщиков скорей заткнуться

Ракеты, что глядят с чужих сторон.

Я считал сначала

Я считал сначала, что обойдусь без слов:

Можно быть поэтом и не писать стихов,

Просто думать летом о белизне снегов,

Наслаждаться чудом женского лица

И дарить удары морде подлеца.

Можно быть поэтом и не писать стихов,

Убегать от яви и не бояться снов,

Как цветок, не ведать, где его пыльца,

Живность, что прибилась, не гонять с крыльца.

Но потом я понял, что не уйдешь от слов:

Можно быть поэтом и не писать стихов,

Но наступит время, и ты услышишь зов,

Что не отвертеться. С музой – до конца.

До петли, до бритвы, до куска свинца.

Про скрипку деда

Не Страдивари, не Гварнери,

Дед вспоминал о ней с улыбкой,

А впору плакать о потере –

В шестнадцать лет он сделал скрипку.

Не то что дел скрипичных мастер,

Всего-то лишь столяр искусный,

Создал себе кусочек счастья,

Пускай с мелодией и грустной.

Не сразу мастерство освоил,

Прошел провалы и ошибки,

Но сделал! Так их стало двое –

Не расставался он со скрипкой.

Старался и наладил дело –

Без нот, нацелив только ухо.

И скрипка все-таки запела,

Хоть музыкант играл по слуху.

Под богоданным небом штетла

Привычные к стамеске руки

Мелодией дарили светлой,

Волшебные творили звуки.

Был в штетле каждый день тревожный

(Сейчас мы больше все с улыбкой).

Амбал заезжий, краснорожий

Разбил ту дедовскую скрипку.

…Полсотни лет спустя без позы

Дед вспоминал, ведя беседу,

С усмешкой доброй. Я же слезы

Глотал. Мне жалко было деда.

Я мог бы жить в пещере

Я мог бы жить в пещере, шаманить над огнем.

«Но нет, – сказал мой предок, – пойдем другим путем!»

А мог бы жить в Египте под стражника бичом.

«Но нет, – сказал мой предок, – пойдем другим путем!»

Мой предок к Моисею: «В Европу мы придем?»

Ответил, заикаясь: «Пойдем другим путем!»

И вот живу в Израиле, казалось, все путем,

Но каждый день я слышу: «Пойдем другим путем!»

От друзей в поэтическом цехе

От друзей в поэтическом цехе

Мне не надо поддержки иной:

Клятв в любви, заверений в успехе –

Просто молча кивни головой.

Я тогда зашагаю упруго

И на многое буду готов.

Иногда ведь молчание