Погребальные обряды и культ предков. От завета Одина и некромантии до упырей и похорон Ярилы - Владимир Яковлевич Петрухин

значима самой формой казни: князя убили как преступника, «волка», разорвав его тело меж двух согнутых деревьев и лишив нормального погребения. Усмирив древлян, княгиня Ольга восстановила норму, велев насыпать курган и устроив тризну по Игорю. Напомню, что Ольга описывается летописцем отнюдь не как ревнительница языческих обрядов. Напротив, в Начальной летописи она ведет себя как хитроумный культурный герой, обустраивающий государственную власть на племенных землях древлян, словен и кривичей и выбирающий новую христианскую веру вне Русской земли – на пути «из варяг в греки», в Константинополе. Хитроумие Ольги помогало преодолеть архаические (племенные) культурные нормы, ведь княгиня смогла «переклюкать» не только простодушных древлян с их ориентацией на родо-племенные брачные нормы возмещения ущерба, но и сладострастного византийского императора (уже со ссылкой на христианский канон). Летописное описание завершается деянием Ольги, связанным с «обрядами перехода» в христианизированной форме, когда перед смертью «заповедала Ольга не творити трызны над собою»[51].

Летописный вариант расправы Ольги над древлянами включает три эпизода, ассоциирующихся едва ли не с индоевропейской древностью совершенных ею погребальных обычаев – «тройственной смертью» (подобный обычай упоминается в связи с «похоронами Совия» в главе 2). Явившиеся в Киев на ладье древлянские послы предлагают княгине традиционную с точки зрения племенного права компенсацию: взамен казненного русского князя-злодея («волка») ее сватают за древлянского князя Мала («доброго пастыря»). Княгиня же подготовила коварный сценарий «величания» сватов, поэтому летописный диалог Ольги со сватами возводится к традиционным обрядовым формулам. Уже первая фраза Ольги сватам («Добри гостье придоша») может быть отнесена к свадебному диалогу. Далее княгиня навязывает сватам загадку (заговор), которую те должны воспроизвести перед киевлянами, высланными княгиней для встречи «гостей». Им нужно сказать: «Не едемъ на конѣхъ, ни пеши идемь, но понесѣте ны в лодьѣ». Киевляне соглашаются выполнить условие и несут сватов к княжескому терему в ладье, но в городе эту ладью бросают в яму, приготовленную Ольгой, и княгиня велит засыпать послов живыми. Затем она требует в качестве новых сватов «лучших мужей» древлянской земли и заставляет их в соответствии со свадебным обычаем «мовь створити», а потом сжигает в бане («мовнице»). Наконец княгиня сама направляется к древлянам, требуя «пристроить меды многи» для тризны по мужу. На тризне она велит своим отрокам, прислуживавшим древлянам, перебить упившихся древлян оружием и насыпать «могилу велику» – курган над останками Игоря. Летописные ритуальные деяния Ольги имеют скандинавские параллели: среди них и погребение в ладье, и сожжение врагов в закрытом помещении, и закапывание живыми в землю. Характерным для скандинавских саг было и совмещение семейных обрядов перехода, то есть тризны и свадьбы. Так, знаменитый своим сходством с вещим Олегом Орвар-Одд (Одд Стрела), принявший смерть от своего коня, справляет свою свадьбу вместе с тризной по тестю.

Параллели этому летописному сюжету можно найти в фольклоре, также отражающем обряды перехода, связанные с инициацией и символической смертью. Например, в волшебной сказке ведьма выманивает мальчика-рыбака из лодки в свой дом, чтобы зажарить в печи, но мальчик обманывает злодейку, заталкивая в печь саму ведьму и сжигая ее.

Миниатюра из Радзивилловской летописи: погребение сидящих в ладье древлянских послов.

Библиотека Российской академии наук

К мотиву «огненной смерти» примыкает и последний, четвертый, летописный рассказ о казнях Ольги: история о сожжении осажденных древлян в их городе Искоростене. Тут мы снова встречаем бродячий мотив – сожжение осажденных при посредстве птиц, разносящих пламя по своим гнездам. Однако считается, что он уже был заимствован из европейской средневековой хронографии.

Интересно, что в летописи Ольге, пришедшей с войском под Искоростень, приписаны слова, предвещающие последнюю «хитрость»: «Азъ мьстила уже за обиду мужа своего, когда придоша Киеву, второе, и третье, когда творихъ трызну мужеви своему». Требование легкой дани в виде птиц с каждого двора княгиня выдала за примирительный акт.

Все три мотива мести Ольги (погребение, сожжение и смерть от оружия) соотносятся с мифоэпическими традициями Северной Европы: древнеирландской (тройственная смерть короля-язычника Диармайта через сожжение, утопление и убийство оружием / копьем[52]) и древнескандинавской. Сам Один, будучи культурным героем, следует традиции тройственной смерти / жертвоприношения: он пригвождает себя копьем к мировому древу – ясеню Иггдрасилю – ради обретения сверхъестественного знания. Сюжет самопожертвования Одина на мировом древе традиционно связывается с христианским сюжетом распятия, завершающегося ударом копья. Однако прочие виды жертвоприношений – повешение и использование копья – демонстрируют дохристианскую культуру эпохи викингов, а сам сюжет о повешении Одина на мировом древе надежно встроен в систему скандинавской мифологии.

В летописи Ольга выведена как провозвестница христианства. Сохраненные летописным преданием архаические мотивы тройной смерти отражают вовсе не архаическое трехфункциональное жертвоприношение, хотя пережитки представлений о таком жертвоприношении характерны для славянского фольклора. Достаточно вспомнить расправы с календарными чучелами (Ярила, Купала, Масленица и т. п.) в календарной обрядности, когда фетиши подвергались разрыванию на части, сожжению и/или потоплению (см. в главе 7). Византийский историк Х века Лев Диакон описывал жертвоприношения в русском войске сына Ольги язычника Святослава на Балканах как раз в связи с погребальным обрядом – кремацией погибших. Сожжение сопровождалось закланием пленных и удушением их младенцев и петухов – топили их в водах Истра.

Центральным для русской летописи начиная с призвания варягов стал не ритуал, а «исторический» сюжет становления социального порядка, что в эпоху Ольги выразилось в восстановлении и «развитии» государственного права на Русской земле после племенного восстания древлян (нарушения ранней договоренности – «ряда» о дани с племенами). Фигуры исторических правителей в этом сюжете вобрали в себя все «социальные» функции. Обрядовые формы в летописном сказании о казнях Ольги выглядят «пережиточными»: важен не способ, которым отправляют на тот свет, а статус участников конфликта и очевидная обреченность носителей архаических правовых норм. Как уже говорилось, сама Ольга завещает похоронить себя по-христиански, а ее упорствовавший в язычестве сын Святослав вообще не был погребен, став жертвой языческого печенежского обряда.

Похороны правителя

Пышность похорон правителей у разных народов связывалась не только со стремлением почтить умерших. Государь считался посредником между миром смертных и миром богов. Именно поэтому царским династиям приписывалось божественное происхождение – или, напротив, античные авторы-рационалисты считали богов выдающимися царями древности. Монументальные гробницы правителей призваны были соединять этот мир с миром сверхъестественного. Например, египетские пирамиды моделировали мировую гору – мировую ось. Усыпальница правителя Карии Мавсола (IV в. до н. э.) в Галикарнасе, давшая название архитектурным усыпальницам – мавзолеям, также увенчивалась пирамидальной конструкцией, вершину которой украшала статуя Мавсола и его супруги на колеснице. Форму пирамиды из кубов сохранил и мавзолей Ленина на Красной площади,