Уральский следопыт, 1958-01 - Журнал «Уральский следопыт»

И Прохора в ту ночь не стало. Заглянули наутро в темницу, а там одни цепи да решётка, оплавленные. Сказывают, видели мастеровые люди после, в Екатеринбурге, в кабаке, буйно-мрачного работягу. Дескать, сидит, в руках отколыш малахиту, а на нём – златокованная ящерка, огнями убрана, изумрудом. Держит он малахит и плачет горючими слезами. С той поры на всяком малахите – разводы. Это от Прохоровых слез.

А ещё, сказывают, будто появилась потом дивная булатная сталь, клеймёная ящеркой-саламандрой, где-то в Аравии, а может, в Индии… Кто знает?… Только с той поры так и идёт у сталеваров: саламандровые сорта – особенная сталь.

И не всякому работнику она в руки даётся.

С персональной выставки художника Е. В. ГИЛЕВОЙ

Концовка к повести Г. Мало „БЕЗ СЕМЬИ".

Иллюстрация к рассказу Д. Н. Мамина-Сибиряка „ДОРОГОЙ КАМЕНЬ".

Иллюстрация к стихам Е. Ружанского „АВОСЬ И КАКНИБУДЬ".

Заставка к повести Г. Мало „БЕЗ СЕМЬИ".

В мастерской умельца. Старый уральский гранильщик Н. Д. ТАТAУРОВ.

Фото И. Тюфякова.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ШУРЫ

Повесть

Рис. М. Заводчикова

Спасибо неизвестному работнику милиции! При выписке паспорта, он, глянув на документы, увидел в короткоостриженной девушке, с задорным остреньким носиком и чуть оттопыренными ушами, – мальчишку. Метрики были потёртыми, и паспортист старательно вывел на гербовой бумаге вместо «Александра» – «Александр», вместо «Ивановна» – «Иванович».

Так на свете нежданно-негаданно появился парень Шурка Белых.

Путанице.помогла и ветрянка. Из-за неё детский дом долгое время был на карантине, выпуск воспитанников задержался. Усталая заведующая оформляла всех наспех и не заметила описки. По этой же причине она не возражала, когда Шура Белых попросила отпустить её в Свердловск к бабушке, чтобы там самой распорядиться своею судьбой.

В лыжном костюме, с рюкзаком, не Александра, а Александр едет в просторном вагоне электрички. Мелькнул зелёный светофор: «Путь открыт!» Шура прильнула к окну. «Путь открыт, путь открыт!» Сквозь редкие сосны синеет огромное полотнище Верх-Исетского пруда. От электростанции на холме вброд шагают по воде те же ажурные мачты высоковольтной линии. Куда они идут?

Слева дышит завод. Издали его трубы кажутся маленькими. Вечернее солнце золотит железные цехи, слепяще вспыхивает в стёклах, словно огни электросварки. Вокруг, на холмах, – просторные прямые улицы Свердловска. Всюду громоздятся новые дома, а среди старых, как аисты на гнёздах, возвышаются башенные краны.

Шура волновалась. И не потому, что никогда не бывала в Свердловске. Нет! Она приехала начать новую, самостоятельную жизнь. Да и не только самостоятельную, но и сложную: ведь она теперь – парень.

Шура всегда жалела, что не родилась мальчишкой. Сколько раз, откладывая в сторону книгу о моряках, о пограничниках, о танкистах, она мечтательно закрывала глаза, представляла себя в жарких схватках с врагами, представляла не иначе, как парнем. Она увлекалась книгами о войне. Она старалась ни в чём не уступать мальчишкам – ни в лыжах, ни в плавании, ни в лазанье по деревьям – и если ввязывалась в мальчишеские драки, то часто выходила победительницей.

Промелькнули станционные постройки, склады, платформы. Отстал спешащий по соседним путям паровоз. Электричка остановилась. Пассажиры двинулись к дверям.

Лихо закинув на плечо рюкзак, Шура легко спрыгнула с вагонной подножки и направилась к литой чугунной калитке с табличкой: «Выход в город».

1

Мастер ремесленного училища, опытный кузнец Василий Васильевич Завьялов, толстеющий, лысый, шевелил мохнатыми, сердито заломленными бровями, знакомился со своими воспитанниками.

Ребята, всего лишь накануне надевшие форменные брюки и гимнастёрки с широкими поясами, сидели за столами в небольшой светлой комнате.

Настроение у Василия Васильевича скверное. Ломит ревматические ноги. В непогоду сидеть бы и сидеть на месте, но он терпеть не может занятий в классе: считает, что теорией ученик должен увлечься только тогда, когда практика заставит его обратиться к книгам, искать ответы на возникшие вопросы. Сиди вот рассказывай о специальности кузнеца, вместо того, чтобы сразу, у молота, показать, что к чему, и испытать, кто на что способен.

Двинув бровями, Василий Васильевич окинул мальчиков колючим взглядом и сухо спросил:

– Осе знают, что такое кузнец? Кто бывал на заводе?

– Я.

Поднялся круглолицый румяный парень, нос шильцем, вьющиеся тёмные пряди падают на высокий лоб.

– Кто – «я»? «Я» – последняя буква в алфавите, – заметил мастер.

– Александр Белых!

Василий Васильевич откинулся на стул, держа в вытянутой руке список группы кузнецов с анкетными сведениями, нашёл эту фамилию. «Родился в войну, пришёл из детдома», – быстро рассудил он и подобрел. Он не любил избалованных сынков, ребята с трудной судьбой всегда вызывали у него симпатию. Но сразу Василий Васильевич никогда не показывал её: это непедагогично.

– Белых? Уральская фамилия… Из рабочих?… Но в кузнецах тебе трудно будет: волосики пижонские под молот попадут – виться перестанут.

– Сегодня же, Василий Васильевич, остригусь под машинку, наголо.

Мастер не ожидал такого результата и насторожился. Излишней покорности, готовности угодить он не доверял.

– Так уж и наголо?

– Остригусь, – твёрдо повторил парень.

– Ладно. Обрежь покороче, и только. Я безволосых не люблю: сам лысый… А как же ты на заводе-то бывал?

– С экскурсией на станкостроительный ходил. В детдоме.

– И кузнечный цех видел?

– Да. Там паровые молоты и пневматические. И пресс, давлением на сколько-то сот тонн – не помню…

– Ишь ты… – неопределённо произнёс Василий Васильевич. – Ну, садись… Профессия кузнеца, товарищи, сложная и ответственная. Кузнец должен… Впрочем, давайте сначала познакомимся… Та-ак… Ну, по порядку: Афанасьев Андрей – это кто?

Вскочил высокий, тонкий юноша. Туго перетянутый в поясе, он стройно выпрямился, вскинул белокурую голову и ответил:

– Здесь.

– Сын военного? – спросил Василий Васильевич.

– Да, отец – капитан запаса. Сейчас работает на заводе.

– Ну, хорошо. Садись. А сосед?

Нехотя и неуклюже встал пухлый, толстогубый парнишка. Поморгал сонными глазами, словно вспоминая свою фамилию:

– Шмаков.

Василий Васильевич отыскал его в списке:

– Как зовут?

– Витька.

– Ваньки, Митьки