250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

► Ряд мерзостей. Начальник штаба Киевского военного округа, генерал Ходорович, желая отделаться от мужа своей дамы сердца, выслал его; это – довольно известный там адвокат. Дело дошло до Алексеева. Запрос. Вернули мужа. А главный начальник Киевского военного округа, генерал Троцкий, ничего не понимает и во всем доверяется Ходоровичу.

► Принц Ольденбургский должен был изготовить в своем ведомстве к 1 марта 6 000 000 противогазовых масок, а сделано всего 35 000… Теперь помимо Ольденбургского образован особый комитет, который и приступил к экстренной заготовке.

► На фронте уличен в государственной измене целый ряд лиц, в том числе какой-то генерал или полковник Иванов. Приезжал кто-то сюда просить за них во дворце, и кончилось тем, что высшим наказанием назначено заключение в тюрьме на два года без лишения прав.

► Великий князь Сергей Михайлович недавно отчитывал Кондзеровского, после завтрака, за его положение о льготах для старших офицеров в батареях, составленное нелепо и даже не показанное предварительно артиллеристам. Кондзеровский краснел, сопел и чувствовал себя плохо.

► Кудрявцев возмущался при офицерах Генерального штаба той схоластикой, которую преподают в академии под видом военной истории и искусства военного дела. Оказывается, что ни один профессор никогда даже не назвал 32 томов, лично написанных Наполеоном I, никто их не изучает, никто не знает и никто не знает даже о том, что два тома уже изданы на русском языке в переводе самого Кудрявцева. Между тем именно изучение Наполеона в его собственном изложении и критике, как величайшего и последнего знаменитого полководца, казалось бы, должно было быть одним из главных предметов. Его методы войны и боя сейчас не только не забиты, но реставрированы французами: штурмовые колонны, артиллерийские резервы и т. п. А наши профессора еще накануне войны кричали, что то и другое – нелепость, всячески изощряя свое плоское остроумие на «развенчании» Наполеона. Последний вообще в среде немецких и русских военных ученых не считается за полководца… Да, это и есть все то, что видишь и слышишь… Во всем ужас. Все академические профессора – какое-то немощное зубрение, представление «содранных» с иностранцев, больше немцев, диссертаций, защищаемых в какой-то консисторски-замкнутой атмосфере.

Генерал Борисов – поклонник Наполеона и его стратегию считает живой до сих пор. Это – предмет частых его споров с Пустовойтенко.

Каким-то роком Академия Генерального штаба вечно была под гипнозом всего немецкого, как и наша Академия наук. Обе они до сих пор не могут занять своего надлежащего места. Первая изучает чуть не по буквам Блюхеров, а вторая, следуя старой традиции, считает за настоящую и единственно ей присущую науку – семнадцатую пуговицу сто сорок девятого кафтана Ивана Калиты. И эти блюхеровцы и эти кафтанщики издавна и преемственно заполонили оба учреждения, куда свежим силам почти ни прохода, ни проезда. Разве революция смоет всю эту немецкую почву и заставит взяться за науку на пользу сегодняшнего дня страны.

Академию наук пробовали перелицевать – Шахматов, Лаппо-Данилевский, Котляревский тому доказательство, – но не хватило ни сил, ни выдержки; немецкие гири так и тянут в схоластический вздор, считая живую жизнь России не делом науки. Наука – это что-то мертвое, холодное, бесстрастное, далекое, что-то уже не человеческое, что-то лишенное любви к человеку, что-то за пределами его горячечных исканий, что-то недоступно важное… А кое-кого из академиков надо бы помелом, а значительную часть других посадить за живую научную работу, подсыпав им перцу и жизни. Романовы сознательно сторонятся науки, боясь ее разрушающего начала, а народ ведь потребует ее на свой суд и скажет: «Кто дал вам право заниматься пуговицами, когда вся страна не имеет ни одного здорового учебника по любому предмету, когда университеты, следуя вашему примеру, ушли в какую-то мурью, когда популяризаторы вроде пресловутого Рубакина заполонили своим вздором книжный рынок?! Потрудитесь-ка нарушить свой жреческий покой и взяться за дело. Не о пуговицах думать, когда погибаем в невежестве».

► Справка о работе нашей телеграфной аппаратной:

10 марта 1915 г. – 140 депеш, 14 240 слов;

1 августа 1915 г. – 241 депеша, 26 325 слов;

1 октября 1915 г. – 309 депеш, 32 100 слов;

1 декабря 1915 г. – 334 депеши, 36 868 слов;

1 января 1916 г. – 321 депеша, 30 764 слова;

15 февраля 1916 г. – 442 депеши, 45 473 слова;

13 марта 1916 г. – 504 депеши, 52 814 слов.

► Австро-венгерская армия для общества – какой-то вопрос, о ней говорят или больше или меньше, чем она заслуживает. Приведу поэтому статью Morning Post от 17 марта.

«В настоящее время на различных театрах военных действий находятся 3 000 000 австро-венгерских войск. Гарнизоны оккупированных территорий, люди, занятые в санитарной службе и т. п., составляют еще 1 000 000. Таким образом, можно считать, что в настоящее время в рядах австро-венгерской армии находятся 4 000 000 человек.

Австро-Венгрия мобилизовала все свои силы. Больше, чем 4 000 000, она не может выставить, так как это привело бы к гибели всей промышленности.

В числе этих 4 000 000 находятся лица от 43 до 50 лет и недавно призванные категории 50—55-летних. Призывные последней категории находятся в тылу армии. Первоначально было предположено не посылать на передовые позиции лиц в возрасте 43–50 лет. В законопроекте о призыве лиц этой категории это вполне ясно оговорено. Однако австро-венгерский Генеральный штаб решил, что он не может отказаться от свободного распоряжения призванными в войска лицами старшем в возрасте.

На русском фронте находится 1 700 000 австрийских войск, на итальянском фронте – 500 000, на Балканах – 200 000. Остальные войска находятся внутри страны.

Внутри страны в настоящее время обучаются 18-летние юноши, которых призывают в войска каждый месяц.

43—50-летние, прошедшие службу в войсках, посылаются немедленно на позиции, как вполне обученные солдаты. Большая часть лиц других категорий проходит курс военного обучения, продолжающегося несколько месяцев.

В венгерском парламенте сильное возбуждение было вызвано высоким процентом лиц в возрасте 43–50 лет, признанных годными к военной службе. В некоторых областях врачебные комиссии признали годными 90 % всех призывавшихся. Это объясняется тем, что представитель Военного министерства контролирует докторов, производящих освидетельствование призываемых. Во многих местностях военные власти были принуждены устроить поверочное освидетельствование рекрутов, так как даже для военных властей стало ясным, что 90 % – чересчур высокий процент, так как в обычное время среди лиц в возрасте 20–30 лет только 74 % оказывались годными для военной службы.

Так как комиссии, производившие освидетельствование призываемых, признавали годными всех лиц, не страдающих туберкулезом, не сумасшедших и не калек, то оказалось возможным призвать в войска