История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

В то самое утро, когда Кромвель покинул Лондон, корнет Джойс, один из армейских агитаторов (а в прошлом портной, два или три года находившийся в услужении на какой-то мелкой должности в доме м-ра Голлиса) явился на рассвете, с эскадроном в пятьдесят всадников, в Холмби, где жил король, без всяких помех со стороны охранявших замок пехотинцев и кавалеристов подошел к дверям королевской спальни и, постучав в них, объявил, что должен немедленно переговорить с королем. Его Величество, чрезвычайно удивленный всем происходящим, поднялся с постели и, полуодетый, велел открыть дверь; в противном случае, как ясно понимал король, ее быстро взломали бы; тех же особ, которые находились с ним в комнате, он почти не знал и совершенно им не доверял. Как только дверь отворилась, Джойс и его товарищи вошли в комнату, без шляп на головах, но с пистолетами в руках. Джойс объявил королю, что тот должен ехать вместе с ним. Его Величество спросил: «Куда же?» — «В армию», — был ответ Джойса. Король спросил, где находится армия, Джойс ответил, что находится она именно там, куда его сейчас отвезут. Когда же Его Величество пожелал узнать, по какому праву они сюда явились, Джойс ответил: «А вот по какому» и показал ему свой пистолет, после чего попросил короля поскорее отдать распоряжения насчет своего туалета, потому как им нужно торопиться. Другие солдаты хранили молчание, сам же Джойс, если не принимать в расчет резкую категоричность немногих произнесенных им слов, вел себя без всякой грубости. Король сказал, что не сможет никуда ехать, пока не поговорит с комиссарами, в чьи руки он был передан и которые получили соответствующие полномочия от Парламента, после чего велел одному из находившихся при нем служителей их позвать. Комиссары, коих весь этот переполох удивил не меньше, чем несколько ранее короля, быстро явились в его опочивальню и спросили Джойса, имеет ли он какие-либо приказы от Парламента. — «Нет», — отвечал Джойс. — «А от главнокомандующего?» — «Нет». — «На каком же основании вы сюда прибыли?» — На что Джойс ответил им точно так же, как королю: поднял свой пистолет. Тогда комиссары сказали, что напишут Парламенту, чтобы узнать его волю; Джойс ответил, что они могут это сделать, но король должен немедленно ехать с ним. Полковник Браун послал за солдатами, коим велено было охранять короля, но они не явились; он поговорил с офицером, командовавшим теми, кто стоял тогда в карауле, но понял, что его подчиненные не станут оказывать сопротивления. В общем, после того, как король сделал все, чтобы оттянуть свой отъезд, не внушая при этом Джойсу и его людям мысли, что он твердо решил остаться на месте, Его Величество позавтракал, сел в свою карету (вместе с несколькими приставленными к нему Парламентом слугами) и отправился туда, куда угодно его было везти Джойсу. Между тем ближайшие воинские части находились тогда на расстоянии двадцати миль от Холмби, более же всего опасений внушало то обстоятельство, что, по словам офицеров, охранявших короля в замке, отряд Джойса не входил в состав какого-либо полка, но был собран из людей, служивших в разных полках и эскадронах, а сам Джойс не был настоящим офицером, так что король и в самом деле думал, что его собираются отвезти в такое место, где смогут без всяких помех убить. Комиссары тотчас же и во всех подробностях уведомили о случившемся Парламент, который это известие привело в неописуемый ужас, ведь никто в тот момент не мог взять в толк, каковы были истинные цели и намерения Джойса и его людей.

Сообщение, полученное Палатами от самого главнокомандующего, нимало их не успокоило и не удовлетворило. Ферфакс доносил в своем письме, что солдаты увезли короля из Холмби; что он ночевал в усадьбе полковника Монтегю, а на следующий день Его Величество доставят в Ньюмаркет, поскольку есть основания опасаться, что некий вооруженный отряд собирается силой забрать его из усадьбы Монтегю, и он, Ферфакс, уже послал навстречу королю полк Уолли. Ферфакс заявлял, что на увоз короля из Холмби не давали согласия ни он сам, ни его офицеры, ни армия в целом; что произошло это помимо их желания и без их ведома; что он примет надлежащие меры для обеспечения безопасности Его Величества; а в конце своего письма торжественно заверял Парламент, что вся армия искренне стремится к миру; что она и в мыслях не имеет противиться пресвитерианству или защищать индепендентство, не хочет поддерживать ни буйное безначалие в религии, ни интересы какой-либо партии, но твердо намерена предоставить безусловное право решать все эти вопросы Парламенту.

Короля увезли из Холмби 3 июня, почти через год после того, как он отдал себя в руки шотландцев в Ньюарке — и всё это время армия могла спокойно и без помех обдумывать пути к своему освобождению от рабского служения Парламенту, пресвитериане же искренне полагали, что, несмотря на существование в ней небольшой клики смутьянов-индепендентов, армия в целом безусловно им предана и никогда не посмеет ослушаться их приказов, а те немногие проницательные люди, которые видели, как офицеры-индепенденты постепенно завоевывают сердца и симпатии солдат, и уже уразумели их преступные замыслы, не пользовались достаточным авторитетом, чтобы им могла поверить их собственная партия. Твердо уверенные, что лондонский Сити всегда и во всем единодушно их поддержит, пресвитериане стали относиться ко всем своим противникам с легкомысленным пренебрежением, но теперь, ясно видя, каким образом и при каких обстоятельствах из их рук вырвали короля, они вдруг обнаружили, что все их прежние меры, служившие основой для всех их будущих планов, оказались тщетными. И если письмо главнокомандующего дало им слишком много оснований опасаться последующего развития событий, то вполне достоверные известия, поступившие примерно тогда же от многих офицеров и подтвержденные полученным лорд-мэром Лондона письмом, сообщавшим, что вся армия выступила в поход и будет в Лондоне к середине следующего дня, привели их в такое отчаяние, что они, казалось, совершенно потеряли голову. Тем не менее они постановили, что Палаты должны заседать весь следующий (воскресный) день; что м-р Маршалл должен прийти в Парламент и молиться за него; что Комитет безопасности должен заседать всю ночь и думать, что следует теперь делать; что на дорогах должны быть выставлены крепкие заслоны, а все лондонские милиционеры, под страхом смертной казни, должны явиться на службу. Все лавки закрылись, во всем городе и на лицах всех его жителей заметно было