Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Лора Жюно

Я отвечала утвердительно, но должна была перечислить, какие именно, и поневоле описала ей многие наряды императрицы, бывшие на ней во время празднеств и церемоний коронации.

Потом королева спросила:

— Вы видели мою дочь, королеву Этрурскую? Не правда ли, она мила и похожа на меня?

Я не знала, что отвечать, так как и представить себе не могла кого-нибудь безобразнее королевы Этрурской. Я побоялась, не ловушка ли это, потом подумала, что материнская любовь могла ослеплять до такой степени. Поэтому сначала я была в замешательстве, но здравый рассудок тотчас показал мне, что королева спрашивает от чистого сердца. Я отвечала, что королева Этрурская в самом деле имеет с нею чрезвычайное сходство.

— О, это еще ничего, — сказала она, — вы увидите мою Карлотту в Лиссабоне: она удивительно походит и на своего отца, и на меня. Заметьте, она точная копия отца в верхней части лица и меня — в нижней.

Смешно сказать, но это было справедливо, хотя королева Португалии была безобразна, а мать — красива. В 1804 и 1805 годах, когда я видела ее, Карлотта была очень дурна: у нее не было зубов, а те, что вставил ей дантист, никого не могли ввести в заблуждение.

Король кивками одобрял все слова своей Луизы, глядел на меня и улыбался с довольным видом. Я мало видела таких добрых лиц. Вдруг, видно заскучав из-за того, что его оставляют безмолвным, он спросил у меня, каковы показались мне дороги в его государстве и не удивили ли меня мулы, которые, верно, были для меня новостью.

Я не могла не засмеяться, потому что, правду сказать, я была смешливая молодая женщина, и отвечала, что лучших мулов доставляет ему одна из французских областей, именно Пуату. Никогда не забуду, какое удивление появилось на этом добром, почтенном лице. Он поглядел на меня с таким изумлением, будто я сказала, что Перу находится в Мадриде.

— Знала ли ты это, Луиза? — спросил он у королевы.

Королева отвечала ему знаком, что да.

Я не упомянула еще об одной особенности моего посещения Аранхуэса, а она достойна упоминания. Комната была не очень велика, и я могла легко видеть, что в ней происходит. Я увидела на другом конце комнаты человека. В этом еще нет ничего особенного, если бы его вид и положение были таковы, какими должны быть в покоях короля и королевы Испании. Но зрелище было странным и необыкновенным.

Этот человек казался лет тридцати пяти. Прекрасная наружность его, прекрасная в том смысле, что он был красивый здоровый мужчина, отличалась беззаботностью в движениях и не показывала ни малейшего благородства: а это редкость в Испании, где рыцарская наружность могла измениться, но не представляет из себя, по крайней мере, ничего пошлого. Человек, которого я видела, был обвешан множеством орденов. На нем сверкали главный испанский орден Золотого Руна, орден Святого Януария, большой крест Карла III и Святого Фердинанда, Мальтийский орден, орден Иисуса Христа. Я могла догадаться, что это человек значительный, и в самом деле не ошиблась — это и был Князь мира.

Но мне показалось странным не то, что я увидела его в комнате королевы, где проводил он целые дни; меня удивила его поза. Опершись на небольшой столик в конце комнаты, он почти лежал на нем, играя кистью драпировки, которая была у него в руке. Не могу сказать, какое впечатление произвел он на меня, представ в таком неприличном виде. Никогда не могла я объяснить себе, почему не был он осторожен в своем поведении при иностранке? Или, может быть, именно при мысли, что я иностранка, он позволял себе показаться мне таким домашним человеком в королевском семействе? Я предполагала это тогда, думаю так же и теперь. А может быть, привычка была в нем так сильна, что уже не казалась ему ни смешною, ни необычною.

Благосклонность к нему была тогда безгранична и не имела примера даже в этом государстве, где короли в продолжение веков пользовались только правом сидеть на троне, а все свое могущество передавали в руки какого-нибудь privado. Князь мира пользовался благосклонностью короля и королевы, и в этом-то странность судьбы его. Когда Мануэлито не бывал вблизи Карла IV, его призывали, потому что король с трудом переносил его отсутствие. Он имел титул принца, он был первый министр, государственный советник, шеф и инспектор четырех рот королевской гвардии, генералиссимус сухопутных и морских сил — чин небывалый в Испании и выдуманный нарочно для него, чтобы дать ему преимущество над генералами. Надобно прибавить, что незадолго до того он женился на принцессе из дома Бурбонов, дочери инфанта дона Луиса, сестре архиепископа Толедского. Этот брак, о котором я слышала много странного, еще раз доказал, что никогда не надо принуждать к вечному союзу. Супруги часто ненавидят друг друга; но ничто не может сравниться с ненавистью Княгини мира к тому, кого она не хотела признавать своим мужем.

— Она дурно примет вас, — сказал Бернонвиль Жюно, — если будет предполагать, что вы хороши с Князем.

Не так говорил Князь мира, потому что, когда Жюно был представлен княгине, он сказал ему:

— Это вознаградит вас за хмурые лица, которые увидите вы и госпожа Жюно. По крайней мере, здесь встретит вас хороший прием и приятное лицо.

Хмурые лица, о которых говорил он, были принц Астурийский и его супруга.

Княгиня мира ненавидела мужа до такой степени, что однажды в Мадриде, говоря со знакомым моим, генералом Лагранжем, она прибавила, указывая на свою дочь, которая бегала в комнате:

— Словом, я ненавижу его так, что даже не люблю этого ребенка, и лишь потому, что она его дочь!

Я думаю, трудно найти другой пример дурного сердца и злой души. Князь мира, может быть, не так хорошо обходился с женою, которую владетели его отдали ему как награду, как милость; но ее слова, кажется, оправдывают все, что стало с нею.

В Мадриде тогда многие говорили, будто он женат на госпоже Тюдо, которую видела я в театре и которая показалась мне прекрасной. У нее был дом, где жила она среди довольно многочисленного семейства, принадлежавшего, как сказывают, Князю мира; впрочем, я не утверждаю этого и передаю только слухи, которые носились в свете, как обыкновенно случается в больших городах. Прибавлю даже, чтобы показать все свое беспристрастие, что я, как и многие, считала Князя мира женатым на госпоже Тюдо до брака с принцессой Бурбонской и думала, что честолюбие ослепило его и заставило сделаться двоеженцем. Недавно, буквально несколько