Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

тюрьмы. И вот уже после освобождение прошло более двух лет. Около двух дюжин месяцев, за которые, кроме Даши, ему не встретилась ни одна, которая бы придала смысл, оживила, вдохнула любовь. И вот, Настя. Девушка, которая заставила его вновь что-то испытывать, стремиться к чему-то, поднять свою задницу и, буквально не осознавая, что делает, сорваться в Россию, захотев с ней поговорить, хотя и слова на русском не знает. Как выяснялось теперь, всё не так плохо, и понять друг друга можно. Но как понять, не делает ли он глупость, не толкает ли на неё Настю? За всё, что будет сделано, ответственность целиком будет лежать на нём, потому что он отлично знает, что и почём, а она – наивное создание, лишенное предубеждений и верящее во всё, как её сестра ещё не так давно. Тридцать шесть лет скоро, а что нажито? Да, есть квартира в Сингапуре (сеульскую суд конфисковал в связи с тем, что преступления за ним числились очень разнообразные, от мошенничества и неуплаты налогов, до продажи наркотиков и убийств), машина, управление элитным борделем и отрядами драконов, судимость, отмотанный срок. Цинизм, грязный опыт и безразличие к опасности. Как в этом всём признаться юной девушке, ещё не вышедшей из-под родительского крыла? Как показать ей мир, в котором он живёт? Скрыть и обманывать? Нет, нет, нет! Обманы, измены, тайны – хватит, сколько можно? Тэян похлопал по карманам, решив написать записку на будущее, но ничего при себе не имел, ни карандаша, ни листочка бумаги. - Have you a pen?[72] Настя кивнула и, сунувшись в свою сумку, извлекла оттуда блокнот и ручку. Протянула Тэяну. Задержав мысль, чтобы чётче её сформулировать, мужчина прижал блокнот к фонарному столбу, под которым они стояли, и, настроившись, принялся писать хангылем: «Я хочу на тебе жениться. Вернусь месяца через два-три, подумай за это время, хочешь ли ты иметь со мной дело. Обо мне тебе стоит знать: мне почти тридцать шесть, никогда не был женат, у меня нет детей, я был в тюрьме за ряд преступлений, часть из которых совершаю до сих пор. Но ты мне очень нравишься, и если ты ответишь мне взаимностью, я готов многое пересмотреть в своей жизни». Вручив написанное Насте, он не сразу отпустил блокнот со своей стороны, будто ещё были сомнения, а стоит ли… А потом сказал сам себе: «Какие к чёрту сомнения в моём возрасте? Какие к чёрту сомнения могут быть у мужчины? Либо делаешь, либо нет, и если начал – нужно просто быть готовым к ответственности». И он отпустил блокнот, сказав на корейском: - Учи язык, пожалуйста. Настя опять кивнула, поняв его, и они, не сговариваясь, медленно пошли обратно в клинику. Тэян запоздало начал додумывать, что ещё стоило написать. Надо было предупредить, чтобы ни с кем не встречалась до того, как он вернётся! Надо было попросить хорошенько подумать и не отвечать на ухаживания каких-нибудь парней в университете. Почему он сразу не сообразил? Боже, нет, отношения на расстоянии – это ад какой-то, даже ещё не начавшиеся, люди либо должны быть рядом, либо отпустить друг друга, иначе это мука и что-то неправильное. Но он уже не мог отпустить и понимал, что даже если Настя порвёт вечером записку и выбросит, он всё равно прилетит, как и обещал, и спросит её о результате размышлений. Во-первых, потому что не узнает, что записка порвана, а во-вторых, потому что захочет её увидеть снова. Как и во все последние недели. Он будет лежать ночами и думать о том, как было бы здорово, имей он возможность встретиться с этой девушкой, чьё непривычное и странное для него имя «Настя» постоянно вертелось в голове. Это было отвратительное состояние, когда о ней хотелось упомянуть или сказать что-нибудь, а вокруг не было ни одного человека, кто о ней знал хотя бы что-то, хотя бы о её существовании. К счастью, Тэян в принципе с годами стал малословен и молчать труда ему не составляло. Он шагал по скрипучему и сыпучему снегу, доходившему ему по обочинам до середины икры, ощущал, что опять не угадал с одеждой, промерзал, но не обращал на это внимание. Только бы взять ещё раз руку в белой варежке с красными снежинками, но нельзя. Тэян боялся, что не остановится, потянет её к себе, захочет поцеловать и всё испортит, напугав неуместным напором. Поэтому он со своим обычным угрюмым и неласковым видом шёл (ему казалось – плёлся) мимо ворот, шлагбаума, стоянки, почти в ногу с Настей, но не касаясь её ни локтем, ни взглядом. И он не мог знать, конечно же, что в голове девушки бешено колотится на всех известных ей языках «хоть бы поцеловал, хоть бы поцеловал!». На этот раз не озвученным желаниям не суждено было сбыться, закаляя терпение и упорство обеих сторон. Кто знает, получай люди всё легко и просто, становились бы они от этого счастливее?

* * *

За разговором с Сынхёном, я не заметила, прошло меньше получаса или больше. Настя с Тэяном вернулись, она сразу прошла в ванную переодеваться обратно в домашнее, а он опять остановился у входа. По их лицам я не могла угадать, общались ли они и о чём, если всё-таки получилось. Чего я ждала, что подозревала? В самом деле, не переспят же они на улице за полчаса! Тэян, всё-таки, не маньяк, да и сестре мне стоит доверять больше, разве у нас не одно с ней воспитание? - Нашли кофе? – спросила я у друга. - Да, тут недалеко было. - И как он? Не отрава? - Даша, я же не Джиён, - хмыкнул Тэян, всё-таки подтянув к себе стул и сев, поддавшись примеру Сынхёна. – Мне всё равно, как его варят, как обжаривают, перемалывают и где собирали. Это кофе – для меня исчерпывающая информация. Упоминание Джиёна вернуло меня к спящей на руках Сынхёна дочери. Впрочем, с самого появления гостей я и так не переставала думать о Драконе, и мне это не нравилось. Скоро полгода, как я его не видела, но каждая мысль о нём до сих пор вызывает эмоции, иногда положительные, иногда отрицательные, но это не имеет значения, ведь хочется равнодушия, хочется душевного спокойствия, для обретения которого у меня появилась настоящая семья. Я с радостным волнением ожидала возвращения в Сеул, где мы будем с мужем, сыном и дочерью жить нашими маленькими